Любовь – это глагол,
Пёрышко на моем дыхании...
Э. Фрайзер
Грусть моя.
Золотом по шелку лба шитая.
Не танцуй в душе моей,
Не двигай плавно руками,
Не улыбайся уголком рта.
Ты слила уже холод весь в кончики пальцев,
А тепло вон прогнала.
В пустой комнате ты – в одном углу,
Я – в другом.
Смотрим мы в глаза друг другу.
Смотрим и спим,
Спим и смотрим.
И снится тебе,
Что пухом и перьями
Стираешь ты все мои воспоминания –
И лечишь как будто,
Но так больно.
И так скучно чувствовать
Переливание сухих слез твоих
В меня,
Минуя тонкую кожу.
Они будут осыпаться
На полированный пол
Пылью белой и злой.
Когда подует ветер,
То соберет ее с пола
Колючим облаком,
И я задохнусь в нем.
Каждую частичку прочувствую,
И это будет последним,
Что буду помнить.
На прозрачном листе
Моей души
Появятся кружочки и крестики.
Ты прислонишь его
К солнечному окну
И обведешь все, что есть за ним.
Твердым карандашом.
Карандашом, который не ломается
И оставляет за собой серый неживой след.
Потом картинки будут меняться,
Как в плохом мультфильме –
Все станут похожи
Друг на друга,
Запоют,
Высоко подпрыгнут,
Высоко!
Как сладок кусок падающего сахара...
Как влажен рот его ловящий...
Так это было легко.
Так легко, как это бывало
Только в ярком раннем утре,
Не проснувшемся, невесомом.
И не то музыка,
Не то жуки с крылышками
Щекотились в уши,
Делая губы слишком уж счастливыми.
Шагами огромными,
С размахом рук
И подбородком на месте носа,
Несется моя душа
По этому желтому
Пространству летнего зноя,
Обтекаемая
И меняющая траекторию
В зависимости от направления
Ветра.
Она нема –
Это только глаза
Молчат.
А мы перестали молчать.
Мы добавили к имени « ша»,
И сразу же стали
Махровыми.
И стакан в руке
Стал напоминать женщину.
И квадратный стол
Стал круглым.
И темнота за окном
Потеплела.
И позволили
Кончикам пальцев,
Краешкам губ,
Розочкам в разрезе волоса,
Зрачкам
Большим,
Недолгой боли в висках,
И тому, хорошему,
Взять нас.
А потом положили в воду,
И вода сохранила это,
И наложила на это
Печать и запрет свой.
И если б мы снова
Тронули это,
Недозволенное,
То долго носили бы
На пальцах своих
Влажную пыль.
Отмыть ту пыль
Можно.
Но обжигающая холодом вода
Бывает в том источнике раз.
Один.
Не для нас –
Это точно.
Тот, кто опустил
На дно флейту,
Бесконечно лежал рядом
С миллиардами капель,
И звезды
Перетекали в глаза его,
А отражение глаз его
Нереально ярким бликом
Плясало на стене
Твоего далекого солнечного утра.
Неведомые невидимые птицы,
Глядясь в зеленые зеркала
Мокрых листьев,
Негромко чистили свои горлышки,
А случайно задевая когтистой лапкой
Чужое гнездо
Третьим глазом прикрывали
Свою неловкость.
То, что мы положили
В воду
Уже обросло
Чужой кожей пузырьков.
Вода сохранит это.
Вода сохранит это
Гораздо дольше,
Чем отражение
Твоего бледного лица,
Такого непостоянного
От вечернего ветра.
А рядом я.
Такая настоящая –
Целуй мои ладони.
Кидай на меня фонтаны поющих взглядов.
Ну же!
Или ложись
На мой след в кровати,
Повторяя контуры моего тела
Точь – в – точь.
Лежи без дыхания,
Боясь даже движением глаз
Спугнуть мой
Запах.
Ты помнишь, что было дальше?
Зима.
Просыпалась на землю.
Неотвратимая, как утро или вечер.
Как тоска после шумного празднества.
Задвинутые в угол книги
Прочитаны.
Тепло у огня
Украдено.
Глаза напротив,
Которым сказано.
Одеяло,
В темную бесконечность которого
Есть сильная и громкая необходимость дышать,
Чтобы согреться.
Лед на окнах,
И прижатые к ним нагретые на батарее пятаки,
Вспоминающие детство.
Бегущие в подъезд
Собаки с поджатыми хвостами –
Там приют котам.
Тонкие высокие деревья,
Похожие на изогнутых в истоме
Поэтесс
С утренними мундштуками в бледных кистях.
Музыка,
Вылетающая из магазина
Музыкальных пластинок,
Тут же замерзающая,
И нотами – снежинками
Опадающая на мохнатые шапки.
Другая мелодия
Создавалась
Так.
Объявление на заборе:
«Спасибо, что не купили у нас маленькую белую собачку. Вы бы измучили ее своей любовью.»