Лев ГУНИН

В ЗАЩИТУ АВАНГАРДА

«Это – часть нашей истории, если не искусства, то – культуры». С таким приговором авангарду выступил недавно главный редактор журнала «Арион» Алексей Алехин (см. статью «Прощание с авангардом»). Стало быть, ушло целое направление искусства в небытие – приказало долго жить всем нам – а вообще, если вдуматься, его и вовсе не было – так, обман один, «пустота». В этом пытается убедить нас г-н Алехин...

Я знал немало людей, примкнувших к нонконформизму, диссидентству, андерграунду, потому что это было модно. Многие из них на первом же допросе – не в КГБ, а у декана! – размазывая слезы по щекам, без разбору строчили доносы на всех, кто был в списке. Другие упрямились, храбрились, особенно сынки номенклатурных деятелей, но не потому что верили или испытывали внутреннюю потребность в свободе и демократии, не потому что любили и понимали авангард, а потому что было модно. 99% из них потом оказались в идеологических отделах горкомов и обкомов, на административных должностях в театрах, филармониях и так далее. Некоторые же не спешили вылезти из одежд притворства... Но рухнул великий и нерушимый, притворяться стало не нужно, и 99% того одного процента разбрелись по домам, накупили репродукций Глазунова или, на худой конец, купчих Кустодиева, обзавелись мебелью в стиле ампир и забросили авангардистские журналы. И только отдельные переростки – как Алехин – все еще продолжали притворяться. Особенно те, что выехали на Запад. Терпели, потому что неплохо зарабатывали на авангарде. Одни скупали за бесценок, а то и вовсе получали в подарок работы несчастных полулегальных беженцев. Другие наживались на литературе, потому что платить гонорары было вовсе не обязательно. Вспоминаю, как один генерал украинского происхождения как-то рассказывал при мне: "Ну, идем мы па этим залам, меня смех душит, не магу. Ну, дотерпелся я, и пытаю его ужо у машине – так у той бабы, што там у зале з окнами висела, глаз адин на таком месте, што даже сказать стыдна. «Не твоего ума дело», – говорит, – «в своем военном городке будешь художникам Дома офицеров командовать, а их художники что хотят, то и малюют". Вот и товарищи Алехины долго крепились, как тот генерал, хоть и смех, и нетерпение, и дилетантство душили, спать по ночам не давали. У бабы – да то самое с глазом!

Но вот повеяли новые ветры. Стало предельно ясно, что в обозримом будущем демократии в России не будет, а авангард раздражает власть предержащих. Появилось новое поколение искусных карьеристов, готовых к досрочной сдаче свежеотштукатуренных зданий бывшего соц. реализма, отремонтированных таким образом, что сразу и не узнаешь. И вот уже славят матушку Россию на "хороводный" лад, предвкушая обильные государственные заказы на литературу. А кто ж откажется поиздаваться за казенный счет как «нужный» и «полезный» автор? Да и на Западе неупорядоченное, неорганизованное, слишком свободное искусство стало раздражать тех, кто у руля.

Настало время и последним притворщикам – алехиным – заявить: к черту демократию, авангардизм, к черту искусство "без правил"... А то без «правил»-то и мы – издатели, политики, бизнесмены – как бы не совсем в почете... Пусть отдохнет глаз на чистых, ясных образах тоталитарного «искусства»: грудастые, угловатые волейболистки, здоровые прыщеватые патриотки – они символ правильной государственности – конечно, (по выражению самого Алехина) выглядят «похабно», зато реальные, «человечные», и не надо придумывать никакие новые формы. Чтобы не было «лишних» мыслей, раздумий над внутренней сущностью – это все «пустота», «холодное бездушие», «духовный вакуум».

Надо восстановить «порядок»! И вот уже в одних руках (г-на Блейка) сосредоточено большинство крупнейших североамериканских газет, почти во всех странах Запада фактически введена цензура, телестанции передают одно и то же, нет больше расхождения мнений, альтернативных точек зрения и прочих пережитков "эпохи авангардизма"... Модернистов (постмодернистов) называют тунеядцами, бездельниками, а кто и подстрекателями и траблмейкерами. "В этом заключается, увы, главное и притягательнейшее свойство авангарда: не надо ничего уметь. И работать, в общем, тоже не надо: "любят трудиться бездарности и ученики", как замечали футуристы...» – вот что волнует Алехина.

Так чего же еще надо этому, по-видимому, весьма преуспевающему издателю: авангард и без него прикрывают, мертвящим дыханием тоталитаризма окутывается вся планета... Чего ему еще не хватает? – Не хватает ему той борьбы с самиздатом, которую вело бывшее советское правительство. До тех пор пока существует более или менее свободный Интернет, свободный обмен мнений, пока авангардных поэтов читают, нет покоя редактору «Ариона». Неслучайно его заявление, что, "собственно, история этого направления [авангардизма] не столько корпус произведений (их редко кто читает, даже в монографиях), сколь сумма деклараций о намерениях: манифестов..." Нет никакого сомнения в том, что это реплика на наш с К. С. Фараем манифест «Поэзия ультра-символизма или в поисках альтернативного искусства», опубликованный в конце прошлого года.

Принципиально важным мне представляется тот факт, что, являясь на самом деле неплохим знатоком поэзии, Алёхин свое «Прощание с авангардом» строит на заведомо ложных посылках.

Главное заблуждение Алехина заключается в том, что он пытается представить авангардизм как чисто техническое, формальное направление. Он определяет искусство авангарда то как "остроумное и изобретательное озорство", то как попытку "отказаться от освященных традицией художественных приемов", то как формально-техническое моделирование ("открытия такого рода одноразовы — ну, еще "Черный квадрат", ну, "Красный...", то говорит, что суть авангарда "заключается... в переключении интереса и внимания исключительно на форму", что в этих произведениях «нет смысла», то ограничивается эквивалентной междометию фразой: "Не знаю, как кто, а я — наелся". Совершенно ясно, что Алехин подразумевает следующее: традиционное искусство – это школа, выучка, профессионализм, а современный авангард – вотчина дилетантов, графоманов (если речь идет о поэзии), то есть любителей, которым и сказать-то нечего. А между тем известно достаточно примеров, когда одни и те же художники, композиторы и литераторы творили как в области традиционного, так и в области авангардного искусства.

Главные отличия между традиционным искусством, не выходящим за рамки так называемого реализма, и авангардом лежат не в области техники, а в области эстетики и идеологии искусства. Типичные комбайнеры, спортсменки и колхозницы на полотнах сталинской эпохи с точки зрения техники и формы так же далеки от образов художников-«передвижников» или Карла Брюллова или Репина – представителей "традиционной" живописи – как и от «нетрадиционных» образов Кандинского, Малевича, Шагала. И в то же время здания, построенные Алваром Алто в традициях архитектурного модернизма – но с уклоном к неоклассицизму – разве не выражали дух фашистской идеологии? И конвергенция между традиционным искусством и авангардом наблюдается на всех уровнях и во всех сферах.

"Авангард" (avant garde) означает "впереди", «впередиидущие». В справочниках и энциклопедиях определение авангарда состоит, как правило, из двух частей, одна из которых описывает его отличия от "конвенционального" искусства по формальным, техническим признакам, другая определяет как явление "on the vanguard or cutting edge of new styles". (Энциклопедия "Энкарта"). Французский энциклопедический словарь «Larousse» так определяет авангард: "Groupe, mouvement artistique novateur ... (...) en avance sur son temps par son audace". Немецкий энциклопедический словарь изобразительного искусства подчеркивает, что "die Bezeichnung "abstrakte Kunst" ist aber insofern irref'uhrend, als jedes Kunstwerk von der Natur "abstrahiert", d.h. nur das dem Kunstler Wesentliche von ihr gibt". То есть определения: "абстрактное", "формальное", "умозрительное" – подходят, так как любое искусство – абстракция от натуры.

Авторы книги об Оскаре Кокошке, H. Strummel и N. Stang, подчеркивают, что "der Natur" – по отношению к искусству понятие расплывчатое. Примерно та же мысль сквозит в главе о Кокошке в книге Лотара Ланга "Expressionistische Buchillustration". Таким образом, работы Кокошки отразили реальную жизнь – искривленный техническими новшествами и быстрой урбанизацией быт, отравленное миазмами оклошарившихся городов сознание – быть может, более скрупулезно и точно, чем работы официальных художников времен красной и черной диктатур. Исходя из этого, картины штатных гитлеровских и сталинских художников гораздо дальше от натуры, от реальных вещей, чем работы Кандинского и Малевича. А "реалистичные" стихи, картины, романы, прославляющие Сталина и Гитлера, а так же незамысловатые бытовые зарисовки и, в той или иной степени, фальшивые лирические откровения обывателей от литературы абстрактнее любой абстракционистской вещи, так как искажают реальность неизмеримо сильнее. В книге об Эдварде Мунке Николай Станг пишет: "Wahrend die Symbolisten in Deutschland wie in Frankreich literarische Motive suchten..." Как технически возможно было отразить литературные образы с их эманацией эмоций, чувств, в изобразительном искусстве при помощи выразительных средств предыдущего периода, особенно когда поменялась сама литература, ставшая менее описательной?! Как изобразить Крик (знаменитая картина Мунка) не в виде только кричащего человека как такового, а как явление, в какой-то степени как бы отделившееся от носителя, крик, заставляющий пространство пульсировать и искривляться, крик, словно бьющий по нервам, по барабанным перепонкам?.. А фонизм новейшей поэзии. Разве не сходные задачи он решал?

Кто-то из знаменитых сказал, что междометие, точно выражающее дух эпохи, может подчас передать больше, чем целые тома романов. Неужели Алёхин не понимает, что фонизм сам по себе может формировать глубочайший смысл, неужели он не слушает серьезной музыки, не знаком со смыслообразующей природой восклицаний, игрой фонетических единиц?.. А может, действительно – не понимает? Может быть, нет никакого зловредного умысла с его стороны, а есть просто незнание, которое мешает ему провести грань не между приемами и техниками, а между тем что является и что не является настоящим искусством? Ведь всегда в ногу с истинными творцами, не отставая ни на шаг, как длинные серые тени, идут пустые подражатели... Может быть, Алехин подобен тем мужиковатым первым русским заводчикам, которые просто держали нос по ветру, обладая феноменальным чутьем и хваткой волкодава, и шли "в ногу с реакцией" не из принципов, а из-за интуитивного знания "где клюет лучше"?.. Например, сетуя, что «из чашек Родченко невозможно пить, как и сидеть на его стульях», Алехин высказывает искреннее, на мой взгляд, заблуждение в том, что прикладной характер произведений искусства – необходимый атрибут искусства вообще. Он не понимает разницы между условной и абсолютной функциональностью. А между тем, наделяя произведение искусства условной функциональностью, автор видит это как атрибут самого произведения, а не функциональности как таковой, либо использует реальную функциональность как метод художественного воздействия. Знаменитые кресла Алвара Алто, Полена, Фабрициуса тоже не все удобны, но самые неудобные кресла одновременно и самые интересные. Почему? Да потому что авторы хотят навязать пользователю определенную позу, которая является частью художественной концепции. Все зависит от того, какой смысл хочет увидеть читатель (зритель, слушатель...) в произведении искусства и что вообще считает смыслом. Стремление монополизировать мнение об этом и заставить признать его как абсолют присуще военным, диктаторам, бюрократам-сухарям, взбалмошным дамочкам и бизнесменам-сумасбродам.

Можно только сожалеть о том, что, как и при Сталине – Хрущеве – Брежневе, русским литературным парадом командуют генералы от литературы, а не настоящие ценители искусства. И если русская литература будет лишена свежего воздуха хотя бы относительной свободы, она постепенно исчезнет из списка мировых литератур.

Фев.-2000