Владимир ГУСЕВ БЕЖИН ЛУГ
	Колонна машин медленно ехала на север. Люди ехали на работу. Сотни автомобилей медленно передвигались от светофора к светофору. На перекрестках эта процессия разрубалась на плотные фаланги, которые тут же удлинялись машинами, выезжающими из боковых дорог. Первая дорога в районе Принстона. Если едешь в одном из автомобилей, то как будто поневоле участвуешь в похоронах, и движение удивительно быстро начинает действовать на нервы. Пространство за лобовым стеклом занято красными огнями, а дальше – магазинами, ресторанами, мотелями, гаражами и бензоколонками. Полицейскими, занимающими стратегические позиции на пригорках и привычно наблюдающими за этой демонстрацией американской рабочей силы. После нескольких минут такой езды Саша чувствовал нарастающее напряжение, как будто внутри него до упора взводили металлическую пружину. Вообще-то, он предпочитал проезжать этот участок дороги раньше или позже часа пик, чтобы приезжать на работу свежим. Сегодня, однако, Саша должен был быть в лаборатории к восьми часам, чтобы принимать визитеров из компании – возможных заказчиков его работы. Периодически он давил пальцем в кнопку на приемнике, переключая одни и те же три канала: Ховард Штерн, общественное радио и утренний джаз. Штерн, как обычно, получал максимальную порцию времени. Его Саша отключал только когда начинало подташнивать от проникающих шуток о сексе инвалидов или чего-либо в этом роде. Другим недостатком этой передачи было чрезмерное даже по местным меркам количество рекламы. В такие моменты радио обычно переключалось на новости на всенародной волне. В это утро новости были печальными. Тридцать человек, членов культа, о котором Саша слышал впервые, совершили самоубийство в Калифорнии. Покончившие с собой считали, что их души, освободившись от телесных оболочек, должны были попасть на космический корабль, ожидающий их рядом с кометой. Дальше шел утренний джаз: Майлз Дэвис играл Летнее Время. Пронзительно кричала труба, как бы с трудом извлекая звук из музыканта, протискивая его против сопротивления человеческого горла. Да, это не Луи Армстронг – вполне новое звучание, отметил про себя Саша. Он переключился на Штерна, но там по-прежнему была реклама. Машины остановились перед светофором. Люди долго готовились к отсоединению себя от земной жизни. По их теории, сначала необходимо было оборвать все сознательные связи с человеческой жизнью. Имена, модная одежда, привычки, звонки друзьям и близким были отменены. Собственно умерщвление тоже было поэтапным и сознательным. Первая группа принимала яд, в то время как еще находившиеся в живых размещали тела в доме. Затем следовала следующая группа. Сообщали, что тела находились в одинаковых позах, были одеты в одинаковую одежду и имели одинаковые прически, так что полиции было трудно определить их пол. Некоторые из членов культа, как и Саша, были программистами, и у них была страница в Интернет. Саша попытался запомнить адрес, чтобы посмотреть ее, когда доедет до работы. Он стал смотреть по сторонам, пытаясь найти что-либо достойное наблюдения. Соседи Саши по пробке смотрели прямо перед собой. Он посмотрел в зеркало, стараясь не поворачивать головы, чтобы не было заметно, что он любопытствует. Женщина сзади заметила чересчур долгий взгляд и поджала накрашенные губки. Неприлично в этой стране глазеть друг на друга. У Саши появилась идея – он смело повернул голову налево, где примерно в миле от дороги, в лесу уже должны были быть видны здания старого университета. В эту зиму снега выпало мало, и поле у первой дороги было покрыто почти не испорченной с лета зеленой травой. Дальше поднимался темно-серый лес, ещё хранивший в себе остатки ночного тумана. Низкие облака пасмурного утра оставляли небольшое пространство белого воздуха между собой и лесом. В этот промежуток снизу выпирала серая каменная башня. Недалеко от башни под небольшим углом к направлению движения на первой дороге летели гуси. Их было немного, пять или шесть, но они образовывали настоящий клин, который слегка покачивался вверх и вниз. Клин двигался вперед медленнее, чем машины, и в другом направлении. Саша подумал, что такой строй позволял птицам экономить силы в дальних перелетах. Этот косяк, однако, не собирался лететь далеко. Тяжелые птицы, казалось, не знали, куда им лететь, и, неторопливо махая крыльями, понемногу меняли направление и высоту полета, как бы осматривая местность внизу или пытаясь выиграть время или собраться с мыслями. – На что только люди не пойдут, чтобы увеличить движение на своей странице, – прокомментировал самоубийство Штерн. Красный свет выключился, и движение возобновилось. Саша время от времени отрывал глаза от идущего впереди автомобиля и смотрел на гусей. Те, кажется, решились на что-то и круто повернули на северо-запад, неторопливо, но уверенно набирая высоту. Саша вдруг ощутил комок в горле. Вот гуси, летят хоть и медленно, но куда хотят, все триста шестьдесят градусов у них в распоряжении. Это, должно быть, здорово уметь лететь, куда хочешь, без разбора, и смотреть на пересекаемые дороги, леса и холмы... Он вспомнил других птиц, которые сидели бесчисленными толпами на соснах в парке института в России, где Саша когда-то работал. В пять часов, когда Саша шел к метро со своими сотрудниками, они все взлетали и с криками носились по небу громадным и злым перекати-полем... Еще до войны лаборатория выехала из университета в поместье на окраине города. Просторный парк закрывал трёхэтажный особняк с колоннами, и от дороги к нему нужно было ехать по длинной аллее, плавно поворачивающей под высокими дубами. За домом парк продолжался большой поляной, неторопливо спускающейся к озеру. Сотрудник Саши, американец, называл это место заколдованным лесом, а Саша называл его про себя Тургеневским поместьем. Несмотря на таблички "Вход воспрещен", развешенные на деревьях, жители города часто заходили в него. Поэтому среди долгих часов в лаборатории Саша иногда слышал доносящийся из парка шум катающихся на роликовых коньках или прогуливающихся людей. Особенно Саша любил смотреть на лохматую собаку, когда та солидно бежала наискосок за мячом, брошенным её пожилым хозяином. В такие моменты Саша позволял себе оторваться от экрана и долго смотрел в парк сквозь пластмассовые жалюзи. В лаборатории было тихо. Так рано здесь появлялись лишь рабочие из мастерской, голубые воротники. Остальные сотрудники из-за утренних заторов на первой дороге приезжали позже. Саша занял свое место на пустой стоянке, и пошел к зданию. Он открыл своим ключом тяжёлую дверь, и оказался в большой полутёмной прихожей со сводчатым потолком. Он пошарил рукой на стене рядом с красной лампочкой сигнализации, включил свет и стал подниматься по лестнице, ведущей мимо библиотеки... После обеда, обмен визитными карточками, крепкими рукопожатиями и обещаниями продолжать сотрудничество наконец состоялся, и посетители, молчаливый американец и добродушно-глуповатый поляк, энергично двинулись во взятом напрокат красном автомобиле по головокружительной аллее. Саша решил зайти к соседу, занимающему угловую комнату. Пожилой, но подвижный мужчина сидел на высоком стуле и тыкал пальцем в клавиатуру компьютера. Саша встал у него за спиной и стал смотреть как в такт его движениям насос, стоящий на полу, вздрагивал и выплёвывал какую-то жидкость из шланга в тазик. – Работает? – спросил Саша, рассчитывая на пространный и никак не связанный с происходящим ответ. Коллега повернулся и стал объяснять работу шагового мотора. После тяжелого утра Саше не хотелось обсуждать мотор. Он подошёл к большому окну, которое занимало почти всю стену и выходило на поляну и озеро. На зелёной траве внизу стоял седой человек в широкополой шляпе и звал кого-то. Другую часть поляны занимали несколько гусей. Они расположились парами, некоторые из них лениво ходили, раскачивая толстые, как подушки, тела и, мотая непропорционально тонкими черными шеями, щипали траву. Другие сидели неподвижно, очевидно, выполнив свои обязанности по отношению к этому лугу. Распределение птиц на пары, по-видимому, предполагало равное количество самцов и самок, и Саша неосознанно попытался определить кто есть кто. Гуси, однако, были похожи друг на друга как матросы. Невысокая породистая собака тихо появилась из кустов на краю поляны и побежала недалеко от гусей. Гуси энергичным и натренированным, как у гимнастов, движением оторвались от влажной травы в воздух, раскрыв хвосты с яркой белой полосой, и через мгновение уже пикировали со злыми криками на озеро, садились и поднимали вверх брызги. – Они дикие? – спросил Саша. Его сотрудник ответил утвердительно, однако ожидаемого монолога опять не последовало. – Они что, на зиму не улетают отсюда? – Ноу, здесь полно еды, и потом, в Нью Джёрси, зера из э лот ов индастри, итс не так холодно, как юзд то би, – услышал он в ответ странную речь. Установилось молчание. – Да, здесь явно охотника не хватает, – сказал Саша. – Хи выл хэв праблемз виз лицензия,– ответил его собеседник, встал и тоже подошёл к окну. – Нет, того охотника, который без лицензии, как в Бежином луге, для завершения картины. Саша ссылался на книжку, которую он читал ещё в школе, и содержания которой уже не помнил. От этой повести, однако, у него сохранилось ощущение большого леса, высокой влажной травы, висящих на гвозде уток, и ружей, оставленных в сенях. Коллега долго посмотрел на Сашу ясными серыми глазами: "Ов корс". За окном довольно быстро стемнело. Саша почувствовал, что у него накопилось достаточно усталости для того, чтобы уже идти домой. Он запустил на ночь программу, вышел из лаборатории, запер дверь, как ему всегда напоминала секретарь, на два оборота, и, шагая к своему одинокому на стоянке автомобилю, посмотрел вверх. Немного выше темной массы леса была видна комета. Космическое тело имело форму светлого и круглого, как блюдце, пятна. От него тянулся пространный светлый хвост. Комета недавно приблизилась к Земле, и о ней часто сообщали по общественному радио в последние дни. Однако, облачная погода ещё ни разу не позволила Саше наблюдать ее. Несмотря на то, что комета явно занимала не принадлежавшее ей место, она была удивительно красива и очень шла к окружавшим её мерцающим звездам и глубокому цвету неба. Саша подумал, что с появлением комет люди обычно связывали массовые бедствия и ощутил недоумение по поводу этого факта. Комета казалась чересчур прекрасной для того, чтобы вызвать массовое бедствие. Ну, разве что небольшое, вроде того, что случилось в Калифорнии. Саша сел в машину, завел двигатель и включил радио. Вечером он слушал университетскую радиостанцию, нью-йоркскую Демократию сегодня и Поэзию вечером. Автомобиль двинул Сашу в поворот аллеи, выхватывая фарами случайные фрагменты деревьев и кустов. Студенты передавали песню "Это такая дзэновская штука". Пружина внутри Саши ослабла и почти не давала о себе знать. Он не думал о первой дороге.
	вернуться