ДУ ФУ

(712–770)

Переводы В. Алексеева

ПИШУ НАД ЖИЛИЩЕМ-СКИТОМ ГОСПОДИНА ЧЖАНА

В весенних горах мне спутника нет, один я тебя ищу.
Там дерево рубят: стук-стук да стук-стук, а горы еще безлюдней.
Ложе потока все еще в стуже, иду по снегу и льду.
От каменных входов наклонное солнце доходит до леса и взгорья.
Здесь жадничать нечего: ночью познаешь дух золота и серебра;
Далеко от зла: здесь утром смотри лишь, как бродят олени и лани.
Подъем вдохновенья,– и в мрачной дали там сомненья: служить или нет;
Сижу пред тобою, и кажется мне, что я плаваю в лодке пустой.

УСЕЧЕННЫЕ СТРОФЫ

Река бирюзова, и птица стала белее;
Гора зеленеет, цветам захотелось гореть.
Я нынче весну смотрю, а она ведь проходит!
В какой же мне день настанет пора домой?

* * *

Обман в словах
     о радостях весенних:

Свирепый ветер
     все в безумстве рвет.

Сдув лепестки,
     погнав их по теченью,

Он опрокинул
     лодку рыбака.

Переводы А. Гитовича

ВЗИРАЯ НА СВЯЩЕННУЮ ВЕРШИНУ

Великая горная цепь –
К острию острие!

От Ци и до Лу
Зеленеет Тайшань на просторе.

Как будто природа
Собрала искусство свое,

Чтоб север и юг
Разделить здесь на сумрак и зори.

Родившись на склонах,
Плывут облака без труда,

Завидую птицам
И в трепете дивном немею.

Но я на вершину взойду
И увижу тогда,

Как горы другие
Малы по сравнению с нею.

КАРТИНА, ИЗОБРАЖАЮЩАЯ СОКОЛА

С белого шелка
Вздымается ветер и холод –

Так этот сокол
Искусной рукой нарисован.

Смотрит, насупившись,
Словно дикарь невеселый,

Плечи приподнял –
За птицей рвануться готов он.

Кажется, крикнешь,
Чтоб он полетел за добычей,

И отзовется
Тотчас же душа боевая.

Скоро ль он бросится
В битву на полчище птичье,

Кровью и перьями
Ровную степь покрывая?

ВЕСЕННИМ ДНЕМ ВСПОМИНАЮ ЛИ БО

О Ли Бо!
Совершенство твоих стихов

И свободную
Мысль твою

Я по стилю
С Юй Синем сравнить готов,

С Бао Чжао
Тебя сравню.

Я в столице гляжу,
Как цветет весна,

Ты на Юге,
Тоской томим.

Но когда ж мы опять
За кубком вина

О поэзии
Поговорим?

ВОСЕМЬ БЕССМЕРТНЫХ ЗА ВИНОМ

(Отрывок)

У поэта Ли Бо на доу вина –
Сто превосходных стихов.

В Чанъани на рынках знают его
Владельцы всех кабаков.

Сын Неба его пригласил к себе –
Он на ноги встать не смог.

"Бессмертным пьяницею" Ли Бо
Зовут на веки веков.

СТИХИ В ПЯТЬСОТ СЛОВ О ТОМ, ЧТО У МЕНЯ БЫЛО НА ДУШЕ, КОГДА Я ИЗ СТОЛИЦЫ НАПРАВЛЯЛСЯ В ФЭНСЯН

В Дулине
Человек в пеньковом платье

Хоть постарел,
А недалек умом:

Как мог такую глупость
Совершать я,

Чтоб с Цзи и Се
Равнять себя тайком?

А просто
Во дворце я непригоден.

И надо мне
Безропотно уйти.

Умру – поймут,
Что о простом народе

Всегда я думал,
До конца пути.

И сердца жар,
Бредя тропой земною,

Я отдавал народу
Всей душой.

Пусть господа
Смеются надо мною,

Но в громких песнях
Слышен голос мой.

Не то чтоб не хотел
Уйти от шума

И жить, не зная
Горя и тревог,–

Но с государем,
Что подобен Шуню,

Расстаться добровольно
Я не мог.

Не смею утверждать,
Что ныне нету

Людей, способных
Управлять страной,

Но, как подсолнечник
Стремится к свету,

Так я стремился
Верным быть слугой.

Я думаю
О стае муравьиной,

Что прячется
В тиши спокойных нор.

А я хотел,
Как истинный мужчина,

На океанский
Вырваться простор.

Для этого
И жить на свете стоит,

А не искать вниманья
У вельмож.

Пусть пыль забвения
Меня покроет.

Но на льстецов
Не буду я похож.

Сюй Ю и Чао Фу
Не так страдали,

Стыжусь –
А измениться не могу.

Вином пытаюсь
Разогнать печали

И песнями –
Гнетущую тоску.

Теперь зима,
И листья облетели,

От ветра
Треснут, кажется, холмы.

Ночные небеса
Грозят метелью.

И я бреду
Среди угрюмой тьмы.

Окоченели пальцы –
Силы нету,

А пояс развязался,
Как на грех.

Но до Лишани
Доберусь к рассвету,

Где государь
Пирует без помех.

Колышутся знамена,
Как в столице,

В дозоре гвардия –
На склонах гор.

Над Яочи
Горячий пар клубится,

И блеск оружья
Ослепляет взор.

Здесь государь
Проводит дни с гостями,

Я слышу –
Музыка звучит опять.

Те, кто в халатах
С длинными кистями,

Купаться могут здесь
И пировать.

Но шелк, сияющий
В дворцовом зале –

Плод женского
Бессонного труда.

Потом мужчин
Кнутами избивали –

И подати
Доставили сюда.

И если
Государь наш горделивый,

Тот дивный шелк
Сановникам даря,

Хотел, чтоб власти
Были справедливы –

То не бросал ли он
Подарки зря?

Да, здесь чиновников
Полно повсюду,

А патриотам –
Не открыть сердца.

К тому ж, я слышал,
Золотые блюда

Увезены
Из алого дворца.

И три небесных феи
В тронном зале,

Окутав плечи
Нежной кисеей,

Под звуки флейт,
Исполненных печали,

С гостями веселятся
День-деньской.

И супом
Из верблюжьего копыта

Здесь потчуют
Сановных стариков,

Вина и мяса
Слышен запах сытый,

А на дороге –
Кости мертвецов.

От роскоши
До горя и бесправья –

Лишь шаг,
И нет упрека тяжелей.

Я колесницу
К северу направил,

Чтобы добраться
К рекам Цин и Вэй.

Тяжелый лед
На реках громоздится

Везде,
Куда ни взглянешь на пути.

Уж не с горы ль Кунтун
Он вдаль стремится,

Как бы грозя
Небесный Столб снести?

Плавучий мост
Еще не сломан, к счастью,

Лишь балки
Неуверенно скрипят,

И путники
Сквозь ветер и ненастье

Скорее перейти его
Спешат.

Моей семьи
Давно уж нет со мною,

И снег, и ветер
Разделили нас,

Я должен снова
Встретиться с семьею,

И вот ее
Увижу я сейчас.

Вхожу во двор –
Там стоны и рыданья:

От голода
Погиб сынишка мой.

И мне ль – отцу –
Скрывать свое страданье,

Когда соседи
Плачут за стеной?

И мне ль – отцу –
Не зарыдать от боли,

Что голод
Сына моего убил,

Когда все злаки
Созревали в поле,

А этот дом
Пустым и нищим был?

Всю жизнь
Я был свободен от налогов,

Меня не слали
В воинский поход.

И если так горька
Моя дорога,

То как же бедствовал
Простой народ?

Когда о нем
Помыслю поневоле

И о солдатах,
Павших на войне,–

Предела нет
Моей жестокой боли,

Ее вовеки
Не измерить мне!

ЛУННАЯ НОЧЬ

Сегодняшней ночью
В Фучжоу сияет луна.

Там в спальне печальной
Любуется ею жена.

По маленьким детям
Меня охватила тоска –

Они о Чанъани
И думать не могут пока.

Легка, словно облако
Ночью, прическа жены,

И руки, как яшма,
Застыли в сиянье луны.

Когда же к окну
Подойдем мы в полуночный час

И в лунном сиянии
Высохнут слезы у нас?

ВЕСЕННИЙ ПЕЙЗАЖ

Страна распадается с каждым днем.
Но природа – она жива:

И горы стоят, и реки текут,
И буйно растет трава.

Трагедией родины удручен,
Я слезы лью на цветы.

И вздрогнет душа – если птица вдруг
Крикнет из темноты.

Три месяца кряду горят в ночи
Сигнальных костров огни.

Я дал бы десять тысяч монет
За весточку от семьи.

Хочу надеть головной убор,
Но так ослабела плоть

И волосы так поредели мои,
Что шпилькой не заколоть.

ДЕРЕВНЯ ЦЯНЦУНЬ

I

Закат
В своем сиянье золотом

Поток лучей
Бросает на равнину.

Когда я гостем
Возвращаюсь в дом,

Меня встречает
Гомон воробьиный.

И домочадцы
Так изумлены,

Что я для них
Как бы окутан дымом:

Из бурь
Гражданской смуты и войны

Случайно я
Вернулся невредимым.

Соседи за стеной,
Сойдясь в кружок,

Не устают
Судачить и толпиться.

Густеет мрак.
Но я свечу зажег,

Чтобы всю ночь
Родные видеть лица.

II

Когда – старик –
Домой вернулся я,

То не забыл
Вчерашнюю тревогу.

Сынишка
Не отходит от меня,

Боится:
Снова я уйду в дорогу.

Я помню –
Год всего тому назад.

Бродя в жару,
Мы с ним искали тени.

А ныне –
Ветры зимние свистят.

О чем ни думаешь –
Душа в смятенье.

Но если урожай
Хороший снят –

Под прессом
Влага побежит живая,

И, значит, в доме
Хватит урожая,

Чтобы вином
Украсить мой закат.

III

Куры
Подняли бесстыдный гам,

Петухам
Повоевать охота.

Только
Разогнав их по местам,

Я услышал
Стук в мои ворота.

Пять почтенных стариков
Пришли,

Пожелали
Странника проведать.

Чайники с собою
Принесли –

Просят
Их изделие отведать.

Извиняются
За вкус вина –

Некому теперь
Работать в поле,

Все еще
Не кончилась война –

И подарок
Скромен поневоле.

"Разрешите мне
Из слабых сил

Спеть в ответ
На то, что вы сказали".

Спел я песню,
Спел и загрустил.

Поглядел –
И все полны печали.

В ОДИНОЧЕСТВЕ

В синем небе кружит
Одинокая хищная птица,

А под нею – две чайки
Плывут по реке не спеша.

Хищник может легко
За добычею вниз устремиться,

Но не знает тревоги
Беспечная чаек душа.

Надвигается вечер,
Росой покрывается поле,

А паук на ветвях
Паутину плетет и плетет.

И законы природы
Близки человеческой доле –

Одиноко стою
Среди тысячи дел и забот.

ПОСВЯЩАЮ ГАО ШИЯНЮ

Ты помнишь, как мы
Расставались с тобою?

Теперь постарели мы,
Друг дорогой.

Блестящей карьерой
И легкой судьбою

Не может похвастать
Ни тот, ни другой.

Друзей потеряв,
О стихах я не спорю,

Давно перестал
Навещать кабаки.

Но, встретив тебя,
Забываю о горе –

И кажется:
Дни вдохновенья близки.

ПОСВЯЩАЮ ВЭЙ БА, ЖИВУЩЕМУ НА ПОКОЕ

В жизни нашей
Редки были встречи,

Мы как Шан и Шэнь
В кругу созвездий.

Но сегодняшний
Прекрасен вечер –

При свече сидим
С тобою вместе.

Молодость ушла
Бродить по свету,

Головы у нас
Седыми стали.

Спросишь о друзьях –
Иных уж нету –

И душа
Сгорает от печали.

Нужно было
Два десятилетья,

Чтоб я вновь вошел
В твои покои.

У тебя, гляжу,
Жена и дети.

И детей –
Не двое и не трое.

С уважением
Меня встречая,

О дороге
Спрашивают длинной.

Но, вопросы эти
Прерывая,

За вином
Ты посылаешь сына.

И велишь
Пырей нарезать свежий,

Рис варить,
С пшеном его мешая,

И за то,
Чтоб быть в разлуке реже,

Пьем,
За чаркой чарку осушая.

Десять чарок выпил –
Не хмелею,

Но я тронут
Дружбой неизменной...

Завтра ж нас разделят,
К сожаленью,

Горных кряжей
Каменные стены.

ЧИНОВНИК В СИНЬАНИ

Я брел по Синьани...
В деревне по крикам и шуму

Я понял: конечно,
Крестьян забирают в солдаты.

Спросил у чиновника –
Он мне ответил угрюмо,

Что взрослых мужчин
Уже нету, как было когда-то.

Однако из области
Прибыл приказ на рассвете,

Чтоб юношей здешних
Послать на защиту столицы.

Гляжу на юнцов –
Они выглядят просто как дети

И разве сумеют
С врагами жестокими биться?

Печальные матери,
Плача, детей провожают,

А бедные сироты –
Те побрели одиноко.

В горах еще слышно,
Как женщины скорбно рыдают,

И мутные реки
Текут по равнине к востоку.

Я женщин пытаюсь утешить
И так говорю им:

"Сдержите рыданья,
Не надо терзаться напрасно.

Вы только исчахнете,
Целыми днями горюя,

А небо не сжалится,
Небо – оно безучастно.

Пытались войска наши
Взять укрепленья Ечэна,

И денно и нощно
Они воевали с врагами.

Но силы мятежников
Стали расти постепенно,

И мы отступили,
Как это вы знаете сами.

Войска Го Цзыи
Возвратились к своим поселеньям,

Их сам генерал
Обучает теперь у Лояна.

И ваших детей
Не отправят на штурм укреплений,

И только работать
Придется им там постоянно.

И армия наша
К тому ж справедливее стала,

И там, как я слышал,
Неплохо живется солдатам.

Не плачьте о детях –
Они попадут к генералу,

Которого войско
Отцом называет и братом".

ЧИНОВНИК В ШИХАО

В деревне Шихао
Я в сумерках остановился,

Чиновник орал там,
Крестьян забиравший в солдаты.

Хозяин – старик –
Перелез за ограду и скрылся,

Седая хозяйка
На улицу вышла из хаты.

О чем раскричался
Чиновник в деревне унылой,

Ругая старуху,
Что горькими плачет слезами?

Чиновнику долго –
Я слышал – она говорила:

"Три сына моих
У Ечэна сражались с врагами.

Один написал нам
В письме из далекого края,

Что двое погибли
В жестоких боях на границе.

Он жив еще, третий.
Но это недолго, я знаю,

С тремя сыновьями
Мне надо навеки проститься.

Нет больше мужчин здесь,
Все в доме пошло по-иному,

Мой внук еще мал –
Материнскою кормится грудью.

А матери юной
Нельзя даже выйти из дому –

Все платье в лохмотьях –
И стыдно, чтоб видели люди.

Слаба моя старость,
Но я потружуся с охотой,

Прошу, господин,
Не считайтесь, пожалуйста, с нею:

И если меня вы
Возьмете в Хэян на работу,

То утренний завтрак
Я там приготовить успею".

Глубокою ночью
Затихли стенания эти,

Потом я сквозь сон
Заглушенное слышал рыданье.

Когда же в дорогу
Отправился я на рассвете –

Один лишь старик

Пожелал мне добра на прощанье.

ПРОЩАНЬЕ СТАРИКА

Все еще мира
Нет на белом свете,

Я стар и слаб,
Но нет и мне покою.

Погибли внуки,
И погибли дети,

Зачем же я
Помилован судьбою?

Иду из дома,
Бросив посох грубый,

Пусть спутников
Ничто не беспокоит –

Мне повезло,
Что сохранились зубы,

И только
Кости старческие ноют.

Начальника,
Как это подобает,

Приветствую,
Чтоб было все в порядке.

Жена-старуха
На ветру рыдает,

Ей холодно,
А платье без подкладки.

Не навсегда ли
Наше расставанье?

Но за нее
Душа моя в тревоге.

И, уходя,
Я слышу причитанья

О том, чтоб я
Берег себя в дороге.

Крепки в Чанъани
Крепостные стены,

Защищены
Речные переправы.

Теперь не то,
Что было под Ечэном,

Где погибали воины
Без славы.

Бывают в жизни
Встречи и разлуки,

Но самому для них
Как выбрать время?

Я вспоминаю юность
На досуге

И тягостно
Вздыхаю перед всеми.

По всей стране –
В тревоге гарнизоны.

В огнях сигнальных –
Горные вершины.

А трупы свалены
В траве зеленой,

И кровь солдат
Окрасила долины.

Теперь не сыщешь
Радости в Китае,–

Так неужели ж
Уклонюсь от долга?

Убогую лачугу
Покидая,

В тоске и горе
Ухожу надолго.

ПРОЩАНЬЕ БЕЗДОМНОГО

Как пусто все
На родине моей:

Поля у хижин –
В зарослях полыни.

В деревне нашей
Было сто семей.

А ныне нет их
Даже и в помине.

От тех, кто живы,
Не слыхать вестей,

Погибшие –
Гниют на поле боя.

А я
Из пограничных областей

Сюда вернулся
Старою тропою.

По улице
Иду я в тишине,

Скупое солнце
Еле золотится.

И попадаются
Навстречу мне

Лишь барсуки
Да тощие лисицы.

В деревне нету
Никого нигде,

Одна вдова
Живет в лачуге нищей.

Но если птица
Помнит о гнезде,

То мне ль не помнить
О своем жилище?

С мотыгой на плече
Весенним днем

Пошел я
В поле наше за рекою.

Но разузнал чиновник
Обо всем –

И снова барабан
Не даст покоя.

Но хоть служу я
Там, где отчий край,

Кому на помощь
Протяну я руки?

Теперь –
Куда угодно посылай:

Мне не придется
Думать о разлуке.

Нет у меня
Ни дома, ни семьи,

Готов служить и там,
Где мы служили.

Лишь мать печалит
Помыслы мои –

Пять лет она
Лежит в сырой могиле.

При жизни
Я не мог ей помогать:

Мы вместе плакали
О нашей жизни.

А тот, кто потерял
Семью и мать,–

Что думает
О матери-отчизне?

ПРОЩАНЬЕ НОВОБРАЧНОЙ

У повилики
Усики весною

Совсем слабы.
Так вышло и со мною:

Когда в деревне
Женится солдат,

То радоваться рано,
Говорят.

Еще мое
Девическое тело

Согреть твою циновку
Не успело:

Мы поженились вечером
И вот

Рассвет нас
За разлукой застает.

Меня ты покидаешь
Утром рано,

Чтоб защищать
Границу у Хэяна.

А я – жена твоя
Иль не жена –

С каким лицом
Остаться тут должна?

Когда отец и мать
Меня растили,

Они – я помню –
Часто говорили:

"Твой муж –
Он добрый будет человек,

И с ним
Ты не расстанешься навек".

А ныне ты
Идешь на поле боя,

Душа болит,
И сердцу нет покоя.

Хоть я немедленно –
Клянусь судьбой –

На жизнь и смерть
Пошла бы за тобой.

Но ты забудь,
Что дни разлуки долги,–

Ты помни
Только о военном долге:

Будь с вами жены
На такой войне –

Солдатам было б
Тяжелей вдвойне.

Мы бедняки.
Как я старалась долго

Одежды сшить
Из дорогого шелка!

Но я не наряжусь в них
Поутру,

И пудру и румяна
Я сотру.

Взгляни:
Летают парочками птицы –

Им хорошо,
Им можно веселиться.

А жизнь людей
Полна скорбен и мук –

Нам долго не увидеться,
Мой друг.

ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ОСЕНИ

Луна – как и солнце:
Она остановки не знает.

Вчерашняя ночь
Разделила нам осень и лето.

Цикада в траве
Непрерывно звенеть продолжает,

А ласточка к югу
Уже улетела с рассвета.

Всю жизнь я стремился
Уйти в одиночество, в горы,

И вот уже стар –
А свое не исполнил желанье.

Давно бы я бросил
Служебные дрязги и ссоры,

Лишь бедность мешает мне
Жить в добровольном изгнанье.

БОЛЬНОЙ КОНЬ

Я седлал тебя часто
На многих просторах земли,

Помнишь зимнюю пору
У северных дальних застав?

Ты, состарившись в странствиях,
Отдал все силы свои

И на старости лет
Заболел, от работы устав.

Ты, по сути, ничем
Не отличен от прочих коней,

Ты послушным и верным
Остался до этого дня.

Тварь,– как принято думать
Среди бессердечных людей,–

Ты болезнью своей
Глубоко огорчаешь меня.

СВЕРЧОК

Так неприметен он и мал,
Почти невидимый сверчок,

Но трогает сердца людей
Его печальный голосок.

Сверчок звенит среди травы,
А ночью, забираясь в дом,

Он заползает под кровать,
Чтоб человеку петь тайком.

И я, от родины вдали,
Не в силах слез своих сдержать:

Детей я вспомнил и жену –
Она всю ночь не спит опять.

Рыданье струн и флейты стон
Не могут так растрогать нас,

Как этот голосок живой,
Поющий людям в поздний час.

ВИЖУ ВО СНЕ ЛИ БО

Если б смерть разлучила нас –
Я бы смирился, поверь,

Но разлука живых
Для меня нестерпима теперь,

А Цзяннань – это место
Коварных и гиблых болот,

И оттуда изгнанник
Давно уже писем не шлет.

Закадычный мой друг,
Ты мне трижды являлся во сне,

Значит, ты еще жив,
Значит, думаешь ты обо мне.

Ну а что, если это
Покойного друга душа

Прилетела сюда –
В темноту моего шалаша?..

Прилетела она
Из болотистых южных равнин,

Улетит – и опять
Я останусь во мраке один.

Ты в сетях птицелова,
Где выхода, в сущности, нет,

Где могучие крылья
Не в силах расправить поэт,

Месяц тихим сияньем
Мое заливает крыльцо,

А мне кажется – это
Ли Бо осветилось лицо.

Там, где волны бушуют,
Непрочные лодки губя,

Верю я, что драконы
Не смогут осилить тебя.

НОЧЬЮ В ДЕРЕВНЕ

Погода стала
Ветреной, постылой,

Нет никого
На берегу реки.

Лишь мельница
Шумит себе уныло

Да у соседей
Светят огоньки.

Здесь мне пришлось
Надолго поселиться –

Как много горя
Бунты принесли!

Есть братья у меня –
Они в столице,

И между нами –
Десять тысяч ли.

ОТДАЮСЬ СВОИМ МЫСЛЯМ

На мокрой ветке
Иволга щебечет,

И чайки плавают
У островка.

Цветы совсем поникли
В этот вечер,

И стала неспокойною
Река.

Седой старик –
Варю вино из проса.

Стучится дождь
У моего окна.

Я на судьбу
Не взглядываю косо:

В уединенье
Слава не нужна.

БЕСЕДКА НА БЕРЕГУ РЕКИ

Лежа, греюсь на солнце
В беседке, у сонной реки,

И, стихи повторяя,
Гляжу я в далекую даль,

Облака проплывают
Спокойно, как мысли мои,

И усталому сердцу
Ушедших желаний не жаль.

А природа живет
Непрерывною жизнью своей,

А весенние дни
Так прозрачны теперь и тихи.

Не дано мне вернуться
На лоно родимых полей,

Чтоб развеять тоску –
Через силу слагаю стихи.

РАНО ВСТАЮ

Весной встаю пораньше,
С петухами,

Я многим занимаюсь
В эту пору:

Мне надо
Берег укрепить камнями,

Лес разредить,
Чтобы виднелись горы.

На ближний холм
Ведет меня тропинка,

Я медленно
Бреду к его вершине.

Через часок
Вернется мальчик с рынка

И принесет сюда
Вино в кувшине.

В ЕДИНЕНИИ С ПРИРОДОЙ

I

Скупое солнце
Дорожит лучом,

Речные струи –
В водяной пыли.

Все отмели
Покрыты камышом,

От дома к дому
Тропки пролегли.

Халат
Я лишь накидываю свой

И Тао Цяню
Следую во всем.

Нет пред глазами
Суеты мирской,

Хоть болен я –
А легок на подъем.

II

Встречаю я
Весеннюю зарю

Там, где цветы
Заполонили сад.

И с завистью теперь
На птиц смотрю.

А людям
Отвечаю невпопад.

Читая книги –
Пью вино за двух,

Где трудно –
Пропущу иероглиф.

Старик отшельник –
Мой хороший друг,

Он знает,
Что я истинно ленив.

ЗАХОДЯЩЕЕ СОЛНЦЕ

Занавеску мою
Озаряет закат,

Ветерок над ручьем –
Одинокий и кроткий,–

Он приносит из сада
Цветов аромат

И струится
К стоящей у берега лодке.

На ветвях
Воробьиный царит произвол,

И стрекозы летят
Из неведомых далей.

Молодое вино,
Кто тебя изобрел:

Раз хлебнешь –
И развеются сотни печалей.

ЖАЛЬ

Зачем так скоро
Лепестки опали?

Хочу,
Чтобы помедлила весна.

Жаль радостей весенних
И печалей –

Увы, я прожил
Молодость сполна.

Мне выпить надо,
Чтоб забылась скука,

Чтоб чувства выразить –
Стихи нужны.

Меня бы понял Тао Цянь
Как друга,

Но в разные века
Мы рождены.

ДЕНЬ «ХОЛОДНОЙ ПИЩИ»

В глухой деревне
В день «холодной пищи»

Опавшие
Кружатся лепестки.

Восходит солнце,
Осветив жилища,

И в легкой дымке –
Отмель у реки.

Крестьяне пригласят –
Пойду к их дому,

Пришлют подарки –
Не отвергну их.

Здесь все друг с другом
Хорошо знакомы.

И даже куры –
Спят в дворах чужих.

ПОДЪЕМ ВЕСЕННИХ ВОД

I

За эти дни
Подъем весенних вод

Усилился
С тревожной быстротой.

И маленькая отмель
У ворот

Грозит
Совсем исчезнуть под водой.

Бакланы
Весело кричат все дни

Над самою
Поверхностью воды.

Мы радуемся
Так же, как они,

Но все же
Опасаемся беды.

II

Вода бушует ночью
Все сильней

И на два фута
Поднялась опять.

Пройдет
Еще совсем немного дней

И мне придется
Дом свой покидать.

У переправы – рынок.
Я взгляну:

Там лодками торгуют
День-деньской.

Жаль, денег нет:
А то б купил одну

И привязал к забору
Над рекой.

НЕГОДНЫЕ ДЕРЕВЬЯ

Когда бреду
Тропинкою знакомой,

Всегда топорик
Я беру в дорогу.

Деревья тень бросают
Возле дома.

Рублю негодные –
А все их много.

Кизиловые
Я не вырубаю,

А вот цзиси –
Вовек щадить не буду.

Н е г о д н о е, –
Теперь я это знаю,

Роскошно
Разрастается повсюду.

СТИХИ О ТОМ, КАК ОСЕННИЙ ВЕТЕР РАЗЛОМАЛ КАМЫШОВУЮ КРЫШУ МОЕЙ ХИЖИНЫ

Осенний ветер
Дует все сильней,

Дела свои
Разбойничьи верша.

Он с тростниковой
Хижины моей

Сорвал
Четыре слоя камыша.

Часть крыши
Оказалась за рекой,

Рассыпавшись
От тяжести своей.

Часть,
Поднятая ветром высоко,

Застряла на деревьях
Средь ветвей.

Остатки – в пруд слетели
За плетень,

И крыша вся
Исчезла, словно дым.

Мальчишки
Из окрестных деревень

Глумятся
Над бессилием моим.

Они, как воры,
Среди бела дня

Охапки камыша
Уволокли

Куда-то в лес,
Подальше от меня,

Чем завершили
Подвиги свои.

Рот пересох мои,
Губы запеклись,

Я перестал
На сорванцов кричать.

На стариковский посох
Опершись,

У своего окна
Стою опять.

Стих ветер
Над просторами земли,

И тучи стали,
Словно тушь, черны.

Весь небосклон
Они заволокли,

Но в сумерках
Почти что не видны.

Ложусь под одеяло
В тишине,

Да не согреет
Старика оно:

Сынишка мой,
Ворочаясь во сне,

Поистрепал его
Давным-давно.

А дождь –
Не то чтобы шумит вдали,–

Он просто
Заливает мне кровать,

И струйки,
Как волокна конопли,

Он тянет –
И не хочет перестать.

И так уж
Обессилен я войной,

Бессонница
Замучила меня,

Но эту ночь,
Промокший и больной,

Как проведу
До завтрашнего дня?

О, если бы
Такой построить дом,

Под крышею
Громадною одной,

Чтоб миллионы комнат
Были в нем

Для бедняков,
Обиженных судьбой!

Чтоб не боялся
Ветра и дождя

И, как гора,
Был прочен и высок,

И если бы,
По жизни проходя,

Его я наяву
Увидеть мог,–

Тогда –
Пусть мой развалится очаг,

Пусть я замерзну –
Лишь бы было так.

СКОПЛЕНИЕ СОТЕН ЗАБОТ

В пятнадцать лет –
Поныне не забыл, –

По сути дела,
Я ребенком был.

Но сильным,
Словно молодой бычок,

И целый день
На воле бегать мог.

Когда сияли
Летние сады

И созревали
Сладкие плоды,

Тогда, поверьте,
За один лишь час

Влезал я на деревья
Сотню раз.

А ныне мне
Уже под пятьдесят –

Я целый день бы
Проваляться рад.

Вот полежу,
Да и вздремну опять

И не хочу
Ходить или стоять.

Приходится
Шутить мне иногда,

Когда чиновник
Явится сюда.

Но, вижу, жизнь моя
Который год –

Скопленье сотен
Всяческих забот.

Вхожу уныло
В свой убогий дом –

По-прежнему
Темно и пусто в нем.

И только
Старая глядит жена,

Домашними заботами
Полна.

А мой сынишка глуп еще
Притом

Невежлив
В обращении с отцом:

Кричит
И пищи требует скорей,

Заплаканный,
У кухонных дверей.

БОЛЬНОЙ КИПАРИС

Среди равнины
Кипариса крона,

Как балдахин,
Бросала тень веками.

И сам он,
Наподобие дракона,

Стоял,
Владычествуя над ветрами.

К его стволу,
Что славен прямотою,

Сюда сходились
Старики с поклоном.

Кто знал, что корни
Гибнут под землею,

Подвластные
Неведомым законам?

Привольно рос он
На земле просторной,

Столетия
Не ведая печали.

И вдруг
Опору потеряли корни

И ветви
Засыхать и падать стали.

Багряный феникс
С десятью птенцами

Летает, плача,
Словно на кладбище.

И лишь сова довольна:
За ветвями

Она в дупле
Приют себе отыщет.

А путник,
Что пришел сюда с восхода,

Стоит в тени
Еще прекрасной кроны,

Постичь желая
Таинство природы –

Земные
И небесные законы.

ЗАСОХШИЕ ПАЛЬМЫ

Бесчисленные пальмы
В Сычуани

Высоко подняли
Свои вершины,

Но им, кору сдирая,
Тело ранят –

Не будет скоро их
И половины.

Они напрасно
Листья расстилали

Зеленые
И летом и зимою.

Но – раненные –
Выдержат едва ли

И скоро
Попрощаются с листвою.

Мне бедствия народа
Сердце ранят,

Чиновники забыли
Слово «жалость».

Вы, жители долин
Янцзы и Ханя,

Скажите – что у вас
Еще осталось?

Вы, словно пальмы,
Выдержать не в силах,

И я о вас
Вздыхаю не впервые.

Те, кто мертвы,
Покоятся в могилах,

Но чем – спрошу –
Прокормятся живые?

Посвистывает иволга
Печально,

Вокруг нее
Зеленый луг раскинут.

И я в печали
Думаю о пальмах,

Что в сорных травах
Пропадут и сгинут.

БОЛЬНОЕ МАНДАРИНОВОЕ ДЕРЕВО

Больные деревья
Теряют последние силы,

Судьба их печальна –
С годами все хуже и хуже.

Плоды завязались,
Но так они слабы, и хилы,

И терпки на вкус,
И горьки, словно дикие груши.

Разрежь мандарин –
Он червями изъеден слепыми,

И, право, не стоит,
Плоды собирая, трудиться.

Плоды несъедобны –
Что делать прикажете с ними?

Одна кожура еще,
Может быть, в пищу годится.

Дрожащие листья
Совсем на ветвях пожелтели,

Им больно и страшно
Расстаться с родными ветвями.

Суровой зимою
Нагрянут снега и метели,

И сможет ли дерево
Снова бороться с ветрами?

В Пэнлайском дворце
Среди яркой и щедрой природы

На пышных деревьях
Под солнцем блестят мандарины.

Но если случаются
Неурожайные годы,

То стол императора
Блеск свой теряет старинный.

Бесчинствуют банды,
Народ погибает без хлеба,

Пора б государю
Свой стол сократить вполовину.

Болеют деревья
По тайному умыслу Неба,

И я опасаюсь,
Что вновь пострадает невинный.

Когда-то гонец
От далекого Южного моря

Скакал к государю
В карете, набитой дарами,

И сотни коней
Погибали в горах и предгорьях,–

Еще и поныне
Владеет печаль стариками.

ИЗОБРАЖАЮ ТО, ЧТО ВИЖУ ИЗ СВОЕГО ШАЛАША, КРЫТОГО ТРАВОЙ

В захолустной деревне
Стоит мой шалаш. У ограды

Зеленеет сосна,
Тишина и безлюдье вокруг.

Чья-то лодка плывет
По реке, в пелене снегопада,

Под ударами ветра
Склонился к тропинке бамбук.

Рыбы мерзнут в воде,
К тростникам прижимаясь бесшумно.

И на отмели гуси
Готовятся в дальний полет.

Сычуаньским вином
Я развеял бы грустные думы –

Только нет ни гроша,
А взаймы мне никто не дает.

МЕНЯ НАВЕЩАЕТ ПОМОЩНИК ГРАДОПРАВИТЕЛЯ
ЧЭНДУ – СЮЙ ДЕВЯТЫЙ

На вечерней заре,
В деревенском моем захолустье,

Ты заходишь со свитой
Под кровлю убогого дома.

Нашей дружбы начало
Меня избавляет от грусти,

Но стыжусь, что не в силах
Устроить, как должно, приема.

Оценив тишину
И бамбук, что посажен рядами,

Позабыв о делах,
Ты гуляешь под ясной луною.

О, когда же ты снова
Придешь любоваться цветами,

Что распустятся скоро
Над тихою гладью речною?

БОЯСЬ ЛЮДЕЙ

Цветы распускаются,
Полные жизни,

Поют на чужбине
Весенние птицы.

Отсюда,
За тысячи ли от отчизны,

Три года гляжу я,
Как солнце садится.

Людей опасался я,
Хижину строя,

И мне по душе
Эти дальние дали.

Тропинка
Давно зарастает травою:

Не жду,
Чтоб копыта коней простучали.

ВЕСЕННЕЙ НОЧЬЮ РАДУЮСЬ ДОЖДЮ

Добрый дождь –
Свою он знает пору –

И приходит вовремя,
Весною.

Вслед за ветром
Он уйдет не скоро,

Землю
Влагой напоив живою.

На реке, на челноках,
Повсюду

Огоньки мигают
Еле-еле...

На рассвете
Любоваться буду,

Как цветы
В Чэнду похорошели.

ОТПРАВЛЯЮСЬ ИЗ ЛАНЧЖУНА

Я знаю –
Змеи впереди меня

И яростные тигры
Позади.

Весь день иду
Вдоль горного ручья,

Пустынно все –
Куда ни погляди.

Унылый ветер
Свищет с высоты,

И тучи
Прижимаются к земле.

Печальные деревья
И кусты

Поникли под дождем
В осенней мгле.

Жена в тревоге –
Дочь больна опять,

Я тороплюсь
Скорей домой прийти,

И разве можно в спешке
Сосчитать

Цветы,
Что я встречаю на пути?

Три месяца,
Как я оставил дом –

Одно письмо
Пришло за этот срок.

Когда же я,
Укрывшийся с трудом,

Избавлюсь
От печалей и тревог?

В КОНЦЕ ГОДА

Уже окончанье года,
А я на дальних просторах.

Но взято и здесь оружье,
Чтоб не прошли враги.

Пыль, поднятая туфанями,
Окутала снежные горы,

Гремят барабаны и трубы
В городе у Реки.

Льется кровь ежедневно
На каждой нашей дороге, –

Кто ж во дворце веревку
Попросит, как в старину?

Можно ль бояться смерти,
Если страна в тревоге?

В далеком уединенье
Я верю в свою страну.

ПОКИДАЮ ШУ

Пять лет в Чэнду
Я нищим гостем прожил,

Потом в Цзичжоу
Прожил целый год.

Среди застав я заперт был
И что же –

Вновь к дальним рекам
Путь меня ведет.

От бурь гражданских
Поседел я быстро,

Остаток дней
Как чайка буду жить.

Пусть государством
Ведают министры,

А старику
Довольно слезы лить.

ЗАПИСАЛ СВОИ МЫСЛИ ВО ВРЕМЯ ПУТЕШЕСТВИЯ НОЧЬЮ

В лодке с высокою мачтой
Тихою ночью плыву я.

Гладя прибрежные травы,
Легкий проносится ветер.

Мир заливая сияньем,
Светит луна, торжествуя,

И над великой рекою
Воздух прозрачен и светел.

Если бы литература
Мне помогла хоть немного:

Освободила от службы –
Вечной погони за хлебом.

Ныне ж мое положенье
Схоже своею тревогой

С чайкой, которая мечется
Между землею и небом.

КРЕПОСТЬ ВОДИ

Каменная крепость
Высока:

Из ворот
Выходят облака.

Под угрюмой
Крепостью Води

Хлещут, словно из ведра,
Дожди.

А внизу,
Стуча о берега,

Бурная
Проносится река,

И за чащей леса
Чуть видна

Бледная,
Неясная луна.

Кони тут
Работать не хотят –

Им домой
Вернуться бы назад.

Но из тысячи домов
У нас,

Может, сто
Еще стоят сейчас.

Бедных женщин
Не утешит труд –

Все равно
Налоги с них дерут.

И в любом
Из маленьких домов

Льются слезы
Безутешных вдов.

ПОЛНОЧЬ

На башне,
В сотню сажен высотою,

Брожу я в полночь
У ажурных окон.

Комета
Пролетает над водою,

И слабо светит месяц –
Так далек он.

В густом лесу
Укрыться может птица,

И рыба в море –
Где б ни проплывала.

Друзей немало у меня
В столице.

А писем получаю
Слишком мало.

ПОПУГАЙ

Попугаем владеют
Печальные мысли:

Он умен – и он помнит
Про все, что бывало.

Стали перья короче,
И крылья повисли,

Много слов он узнал –
Только толку в них мало.

Но он все-таки ждет –
Не откроется ль клетка:

Люди любят – да держат
В неволе железной.

И пустеет в лесу
Одинокая ветка –

Что же делать ему
С красотой бесполезной?

ОДИНОКИЙ ДИКИЙ ГУСЬ

Дикий гусь одинокий
Не ест и не пьет,

Лишь летает, крича,
В бесприютной печали.

Кто из стаи
Отставшего путника ждет,

Коль друг друга
Они в облаках потеряли?

Гусю кажется –
Видит он стаю, как встарь,

Гусю кажется –
Где-то откликнулась стая.

А ворона –
Пустая, бездумная тварь –

Только попусту каркает,
В поле летая.

ВОСЕМЬ СТАНСОВ ОБ ОСЕНИ

I

Крупный жемчуг росы на листву упал,
Увядает кленовый лес,

И в ущелье Уся, и в горах Ушань
Свет безоблачных дней исчез.

На реке обезумели волн валы,
Словно к небу их вознесли,

А у крепости – груды тяжелых туч
Опускаются до земли.

И вторично цветут хризантем кусты –
Буду слезы я лить о них.

Но привязан давно одинокий челн,
Вдалеке от садов родных.

И хозяйки готовятся к зимним дням,
И одежды теплые шьют.

Мрачный замок Води одинок и тих...
Долго ль мне оставаться тут?

II

В одинокой крепости Куйчжоу
Золотой закат недолго длится.

И, найдя для взора путь по звездам,
Все гляжу я в сторону столицы.

Слышу крики обезьяньей стаи,
Третий крик – я слезы проливаю.

Я скиталец на плоту убогом –
Он не приплывет к родному краю.

Вдалеке от Расписной палаты,
Где курильницы благоухают,

Здесь – за парапетом горной башни
Дудки камышовые рыдают.

Та луна, что сад мой озаряла,
Весь в плюще и зарослях глициний,

Лишь унылый берег тростниковый
И мисканты озаряет ныне.

III

На тысячу домов, под мирным солнцем
Раскинувшихся в утреннем покое,

Который раз гляжу я терпеливо
С моей невзрачной башни над рекою.

Вторые сутки рыбаки хлопочут –
Теперь их лодки снова на причале,

И ласточки, про осень забывая,
Летают и летают без печали.

Жил Куан Хэн – советник государя,
Но оценить его не пожелали,

Лю Сян хотел свою продолжить мудрость,
Но, видно, вспомнят и о нем едва ли.

А пожилые люди (что когда-то
Со мной учились в молодости) ныне

Одеждой легкой, тучными конями
Бесстыдно похваляются в Улине.

IV

За столицею слежу я,
Как за шахматной доскою:

На сто лет событий хватит –
Тут не справишься с тоскою.

Где дворцы князей китайских?
Кто теперь владеет ими?

Все посты и все поместья
Заняты людьми чужими.

Гонги бьют и барабаны,
И на западной границе,

Получив «приказ крылатый»,
В бой несутся колесницы.

Пусть в реке уснули рыбы
И драконы спят угрюмо –

О родной моей отчизне
Навсегда бессонны думы.

V

Ты видишь: ворота дворца Пэнлай
К югу обращены,

Росу собирает столб золотой
Немыслимой вышины.

Ты видишь: вдали, на Яшмовый пруд,
Нисходит богиня фей –

И фиолетовой дымки мираж
Становится все бледней.

Тогда раздвигаются облака –
И вот пред тобой возник

За блеском драконовой чешуи
Сияющий царский лик.

А я одиноко лежу у реки,
На склоне вечерних лет.

Где царские милости и хвалы?
Давно уж пропал их след.

VI

От этой дикой красоты ущелья
До берегов прекрасного Цзюйцзяна,

Наверно, десять тысяч ли, но осень
Свела в одно их пеленой тумана.

Я вижу галерею царской башни –
Там часто императора встречали,

И знаменитый лотосовый садик,
Куда вхожу я в скорби и печали,

И разукрашенных столбов блистанье,
И желтых цапель, прилетевших в гости,

И белоснежных чаек, что часами
Сидят на мачтах из слоновой кости.

И я глаза невольно закрываю –
Мне жаль того, что не увидеть снова...

Чанъань, Чанъань! Ты центр земли китайской,
Ты тень великолепия былого!

VII

Передо мною пруд Кунминчи –
Подвиг Ханьских времен,

И боевые штандарты У-ди,
И пурпур его знамен.

Ткачиха с пряжею стынет зря –
Бессильна ее мечта:

От ветра слегка шевелится хвост
У каменного кита.

А волны несут водяной рис –
Они от него черны.

И лотосы, чаши раскрыв свои,
Холодной росой полны.

Но только птицам открыт путь
Из крепости – на простор.

И снова томится старый рыбак
В плену у рек и озер.

VIII

Через Куньу и Юйсу дорога
Вьется на сотни ли,

Потом через северный склон Чжуннаня
Она приведет в Мэйпи.

Там не клюют теперь попугаи
Брошенное зерно;

Осталось гнездо на ветвях платана,
Но фениксов нет давно;

Там вместе с красавицами когда-то
Я ветки срывал весной;

Волшебники плыли со мною в лодке
Под ласковою луной;

И кисть моя повелевала природой,
Не зная ни в чем преград.

А ныне я стал и седым и слабым,
И скорбно стихи звучат.

НОЧЬЮ

О берег ветер бьется,
Даль туманна.

Моя свеча
Мигает еле-еле.

Кричат на перевале
Обезьяны,

Во мгле
Речные птицы пролетели.

Хочу с мечом суровым
Подружиться,

Сижу в коротком платье –
Не в халате.

Клубятся дым и пыль
Вокруг столицы,

И я вздыхаю
О своем закате.

СОКОЛ С ШИРОКО РАСКРЫТЫМ КЛЮВОМ

Печальна участь
Сокола больного –

Он одинок
И презираем всеми.

На дереве,
У берега речного,

Он укрывается
В ночное время,

А днем сидит
В тени зеленой кроны,

Как бы готовый
Броситься с размаха:

Его увидев,
Гуси и вороны

Напрасно
В сторону летят от страха.

Где гордый облик
Старого героя,

Когда с врагом
Сражался он на воле?

Так поредели перья,
Что порою

На них немыслимо
Смотреть без боли.

И с каждым днем
Его слабеют силы –

Теперь и коршун
Может спорить с ними.

А раньше
В облаках его носило

Высоко –
Над орлами молодыми.

Речные волны
Гневный гонит ветер,

И горы высятся,
Во мгле темнея.

Заснули
Гималайские медведи,

В лесную чащу
Уползают змеи.

О, если б был
Здоров он, как и прежде,

То камнем бы
Кидался за добычей.

Но болен сокол.
Места нет надежде:

Жить без сраженья –
Не его обычай.

ДАВНО НА ЧУЖБИНЕ

Только в дальней дороге
Поймешь ты людские надежды,

Только в странствии долгом
Увидишь страданья народа.

Сам готов посмеяться
Над жалкой своею одеждой –

А уж мелким чиновникам
Любы чужие невзгоды.

Как Ван Цань, я печалюсь,
Покинув родную столицу,

Как Цзя И, удручен я
Народною горькою долей.

Так не стоит, пожалуй,
Рассказывать вам о лисицах,–

Если барсы и тигры
Бесчинствуют нынче на воле.

НА РАССВЕТЕ ОТПРАВЛЯЮСЬ ИЗ ГУНЪАНЯ

На городской стене
Ударил сторож

Ночною колотушкой
В час прощанья.

И звездочка
На синеве простора

Померкла, как всегда,
Без опозданья.

Я слышал в поле
Горький плач народа

По тем, кто в битве пал
Во имя долга.

Жизнь человека,
Как весна природы,

Увы, не может в мире
Длиться долго.

Я уплываю в лодке,
И не скоро

Мой путь окончится.
Пройдут недели –

Великая река
Предстанет взору,

Я буду жить там
Вновь, без ясной цели.

Я оглянусь
На городские стены:

За ними
Срок немалый мною прожит.

Не расстаюсь
С лекарством неизменным, –

Где б ни был я,
Оно всегда поможет.

ЛУННОЙ НОЧЬЮ С ЛОДКИ СМОТРЮ НА ХРАМ, РАСПОЛОЖЕННЫЙ ВБЛИЗИ ПОЧТОВОЙ СТАНЦИИ

Глубокая полночь вокруг меня,
Но я не зажгу свечи –

Так ярко горит в небесах луна,
Что с нею светло в ночи.

За сонными кленами – старый храм
С пагодой золотой.

Почтовой станции красный дом
Над белой стоит водой.

Замолкло карканье ворон
На городской стене,

И цапли на отмели у реки
Застыли в блаженном сне.

А я, путешествующий старик,
Белый от седины,

Подняв занавеску, один не сплю,
Любуясь блеском луны.

ПОДНИМАЯСЬ ПРОТИВ ТЕЧЕНИЯ ПО РЕКЕ СЯНШУЙ, ВЫРАЖАЮ СВОИ ЧУВСТВА

Еще во время мира
Стал я старым,

А ныне – стар,
Да и к тому же болен

Жизнь нанесла мне
Многие удары,

И рано поседел я
Поневоле.

Скитаясь
Между четырьмя морями,

Не зная,
Как бы прокормиться даже,

С родными
Редко вижусь и друзьями,

А больше –
С новой молодежью нашей.

Склоняя голову,
Меня смиренно

Учили старцы
Добрым быть с народом,

А молодые
Грубо и надменно

Смеются надо мной,
Как над уродом.

Мечты мои
Убиты нищетою,

Избороздил я
Сторону чужую,

И, покидая
Сычуань Весною,

Теперь по южным звездам
Путь держу я.

На лодке мчусь –
Кругом весна в разгаре

На берегах,
Во всей красе и силе.

Вдали, в горах, –
Могила государя,

Где кости мудреца
Давно уж сгнили.

С тех пор века
Народ живет в печали,

Бесстыдно
Угнетаемый властями.

Цзя И и Цюй Юань
Так тосковали,

Что, не стерпев,
Себя убили сами.

Я думаю
О душах их печальных,

Быть может
Здесь витающих безмолвно.

Темнеют скалы
У воды хрустальной,

И дальше в лес
Плывем мы через волны.

Гребцы поют
И бодро правят лодкой,

Как будто бы
Вина хлебнули малость.

Поют, а все ж
На поворотах четко

Сигналят,
Забывая про усталость.

Всегда полезно
Знание предмета,

Гляжу: любой гребец –
Искусный мастер.

А вот правителей искусных –
Нету,

Иль просто их
Не подпускают к власти?

Темнеют краски,
Вечер наступает,

И стаи змей
Ползут к ночному ложу.

Медведей на деревьях
Мгла скрывает,

И тигры
Стерегут их у подножий.

Куда влекусь я
К своему ночлегу?

Хочу
Средь постоянного скитанья

Хорошему
Поведать человеку

Свою печаль –
И подавить рыданья.

МЕЖДУ ЯНЦЗЫЦЗЯНОМ И РЕКОЙ ХАНЬ

Я путник, скитающийся давно
Меж двух величавых рек,

Ненужный ученый – в чужом краю
Затерянный человек.

Брожу я от родины вдалеке,
И некому мне помочь,

И я одинок, подобно луне
В долгую зимнюю ночь.

Близится горестный мой закат,
Но душа еще молода.

Быть может, не будут болезни мои
Мучить меня всегда?

Я слышал, что в древние времена
Кормили старых коней

Отнюдь не за то, что они могли
Работать на склоне дней.

ПЕСНЯ О ХЛЕБЕ И ШЕЛКОВИЧНЫХ ЧЕРВЯХ

Наверно, городов
У нас в стране

Теперь не меньше
Тысяч десяти.

Но разве есть такой –
Скажите мне,–

Где б воинов в доспехах
Не найти?

О, если б
Переплавить мы могли

Доспехи
На орудия труда,

Чтоб каждый дюйм
Заброшенной земли

Перепахать!
И было б так всегда.

Чтобы крестьянин
Сеял в добрый час

И шелководством
Занялся опять;

Чтоб патриоту,
Как теперь у нас,

Не надо было
Слезы проливать:

Мужчины в поле
Выполняли б долг,

И пели женщины,
Мотая шелк.

ДИКИЕ ГУСИ ВОЗВРАЩАЮТСЯ НА СЕВЕР

Дикие гуси
Летели за тысячи ли,

Нынче на север
Они возвращаются снова.

Глядя на странника
Этой далекой земли,

Пара за парою
В путь улетают суровый.

Их уже мало осталось
На отмели тут,

Резко кричат они,
Перекликаясь на воле,

Ну а рассказ
О письме, что они принесут,

Все это, милая,
Глупая сказка, не боле.

НАПИСАНО В ЛОДКЕ В ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ
«ХОЛОДНОЙ ПИЩИ»

Себя я принуждаю
Пить вино

Из-за того,
Что пища холодна.

На мне –
Убор отшельника давно,

Вокруг меня –
Покой и тишина.

Плыву я тихо
В лодке по реке,

А кажется,
Что по небу плыву,

И старыми глазами
Вдалеке

Цветы я различаю
И траву.

А бабочки
Танцуют танец свой

У занавески
Моего окна.

И белых птиц,
Слетевшихся гурьбой,

Уносит по течению
Волна.

За облака,
За кручи темных гор

Гляжу я вдаль
За десять тысяч ли:

Хочу увидеть
Севера простор,

Там, где Чанъань
Раскинута вдали.

БЕЛЫЙ КОНЬ

Конь примчался
С северо-востока,

Стрелами
Седло его пробито.

Жаль того,
Кто пал в бою жестоком, –

Что теперь
Узнаешь об убитом?

Может, рядом с ним,
На поле боя,

Нашего
Сразили полководца...

Смерть сейчас
Бредет любой тропою, –

Знаю,
Много слез еще прольется.