СУ ШИ

Переводы Е. ВИТКОВСКОГО

С ЛОДКИ СМОТРЮ НА ГОРЫ

С лодки на горы смотрю — они
       как резвые жеребцы.
Быстро мимо лодки летит
       во сто голов табун.
Впереди — отчетливо предстают
       скал исполинских зубцы,
Позади — испуганно мчатся прочь
       бесчисленные беглецы.
Выше смотрю — крутая тропа,
       склон каменист, высок.
Неспешно идет по тропе человек,
       едва приметный вдали.
Машу рукой, окликнуть хочу,
       но уносит меня поток.
Как вольная птица, летит на юг
       мой одинокий челнок.

ВТОРЮ СТИХАМ ЦЗЫ-Ю «ГУЛЯНИЕ ПО ЗЕЛЕНИ»

Мелкую пыль клубит ветерок —
       это пришла весна.
Радостно путнику, что день
       столь светел и столь погож.
Хорошо на обочину присесть,
       выпить чашу вина.
Всходы пшеницы еще малы —
       колесами не сомнешь.
За стены города горожан
       зовет молодая трава.
На рассвете в поля выходят они,
       оставляя работу свою.
От песен, кажется, горы дрожат,
       качаются дерева.
В корзинках съестное, в тыквах питье;
       объедки пойдут воронью.
Что это за человек в толпе
       посреди дороги стоит?
Продавец талисманов, толстый монах, —
       он вещает, и хмур, и строг:
«Шелковичные коконы примут у вас
       кувшиноподобный вид!
Станет каждый баран крупней,
       чем самый большой козерог!»
Не особенно верит прохожий люд
       подобным речам наперед.
Разве что изредка из толпы
       подходят купить талисман.
Немного денег монах соберет,
       в винную лавку пойдет.
«Я — бог талисманов!» — твердить начнет,
       когда окажется пьян.

ВТОРЮ СТИХАМ ЦЗЫ-Ю О ЯРМАРКЕ ШЕЛКА

Сычуаньцам одежда и пропитанье
       стоят немало труда.
Сычуаньцы веселье и шумный пир
       устроить готовы всегда.
Тысячи добывают в полях
       десяткам тысяч еду.
Упорно работают до весны —
       отдыхают лишь раз в году.
Открывают торговлю в весенние дни,
       распродают шелка.
О работе можно нынче забыть —
       радость людей велика.
Осенью прошлой рубили тростник —
       вполне оправдался труд:
Этой весной шелковичным червям
       его в кормушки кладут.
В шелкоделии тыквы-горлянки нужны,
       глина тоже нужна —
Не только на тонкий шелк и металл
       все время растет цена.
Часто о детских косичках своих
       мне вспоминать суждено, —
Как, забросивши книги, на рынок смотреть
       мы ходили давным-давно.
Хвалили купцы лежалый товар,
       не смущаясь при этом ничуть.
Крестьян удивленных торговец любой
       всегда умел обмануть.
Снова и снова твои стихи
       перечитывать я готов:
Не жаль родных покинутых мест,
       жаль ушедших годов.

ВТОРЮ СТИХАМ ЯН БАО «РАННЯЯ ВЕСНА»

В бедных проулках бушуют вовсю
       ветер и снегопад,
Однако полон примет весны
       ваш превосходный сад.
Я бы не прочь на тощем коне
       проехать сквозь бурю и снег,
Пенье красавиц в вашем саду
       был бы послушать рад.
Досаду развеять очень легко —
       надо прибегнуть к вину.
Мы постарели, — что толку роптать
       на солнце и на луну?
Веселое дело и день счастливый
       трудно соединить.
Белые волосы, синее платье, —
       заново песню начну.
Хотелось бы поле засеять мне —
       давней мечты держусь.
Сети повесил бы вместо ворот —
       бедности не стыжусь.
Службу оставить на три дня
       свыше позволено мне.
Выспался сладко, проснулся и вот —
       не ведаю, где нахожусь.

НОЧУЮ В ХРАМЕ ХАЙХУЭЙ

В плетеных носилках третий день
       путешествую по горам.
Прекрасен путь, но крут чересчур
       и недостаточно прям.
Вниз — до Желтых Ключей дойдешь,
       вверх — дойдешь до небес.
С обезьяной сравнится в ловкости тот,
       кто пройдет по этим буграм.
Вкруг пагоды — пропасти и ручьи,
       не подойти напрямик.
Усталость моя весьма велика,
       и голод весьма велик.
Ведущий на север висячий мост
       под ногами глухо гудит.
Сотню шагов прошел до стены,
       врат монастырских достиг.
Встречая путников, гулко ударил
       колокол в тишине.
Главный покой засовов лишен,
       но для отдыха годен вполне.
Из древней бадьи по желобу вниз
       тонкая струйка течет.
Беспорочным служит эта вода,
       но пригодилась и мне.
Прилег, захрапел — соседям на страх,
       проспал почти до утра.
Как будто пятую стражу бьют —
       светлеть небесам пора.
К трапезе колотушка зовет, —
       значит, уже рассвело.
Безмолвие, только шорох подошв
       доносится со двора.

В НОЧЬ НАКАНУНЕ НОВОГО ГОДА СИЛЬНЫЙ СНЕГОПАД ЗАДЕРЖАЛ МЕНЯ В ВЭЙЧЖОУ, НО ПОУТРУ ПРОЯСНИЛОСЬ, И Я ОТПРАВИЛСЯ В ПУТЬ; В ПУТИ ЖЕ СНЕГОПАД ВОЗОБНОВИЛСЯ

Новогоднею ночью
       холод, ветер и снег.
Прояснилось наутро,
       можно оставить ночлег.
Зябну от ветра,
       с вечера во хмелю.
На лошади тощей
       покачиваюсь, дремлю.
Рассвет, полумрак —
       дуновенья ветра легки.
Снежинки последние
       падают, как лепестки.
С лошади слез,
       вина нацедил и пью, —
Жалко: никто
       не разделит благость мою.
Всего лишь миг —
       снова затишья нет.
Снег повалил,
       в облаках сомкнулся просвет.
Как перья гусиные,
       грива коня бела.
На сказочной птице
       странствую — ну и дела!
В восточных краях
       бездождье три года подряд.
Жилища пустые
       в брошенных селах стоят.
Крестьянин седой
       за сохою, вздыхая, идет.
От проглоченных слез
       ноет голодный живот.
В этом году
       много снегов по весне.
Однако пшеницу
       можно посеять вполне.
Сравню ли с твоей,
       крестьянин, свою нужду?
Спою-ка тебе
       про вино, спою про еду.

ЧИТАЮ СТИХИ МЭН ЦЗЯО

Читаю Мэн Цзяо
       поздней порою ночной.
Знаки на волоски
       похожи величиной.
Лампа тускла,
       начинает в глазах рябить.
Наслажденье стихами
       дается тяжкой ценой.
Мало цветов —
       одна сухая трава.
Даже в «Лисао»
       куда понятней слова.
Будто в потоке
       острые камни видны.
Ты же — без весел,
       держишься в лодке едва.
Это занятье
       вкушенью ершей сродни:
Радости мало,
       очень много возни.
Будто вкушаешь
       мелких креветок весь день,
До поздней ночи
       сосешь пустые клешни.
Ему бы Цзя Дао
       следовать как образцу,
А не с Хань Юем
       соперничать, гордецу.
Жизнь человека —
       словно утренняя роса.
Масло в светильнике
       быстро подходит к концу.
Мучусь полночи,
       а зачем — понять мудрено.
Писк насекомых
       ушам наскучил давно.
Свиток, пожалуй,
       в сторону отложу.
Примусь-ка лучше
       за яшмовое вино.

ИЗ СТИХОВ «ВОСТОЧНЫЙ СКЛОН»

I

С почвой сровнялся,
       осыпался вал межевой.
Рухнули стены,
       дикой покрылись травой.
Надобно с силой
       собраться на год вперед,
Много придется
       выполнить разных работ.
Поселился скиталец
       здесь, в обветшалом дому:
Не суждено
       иного жилища ему.
В щебне копаться
       приходится дотемна.
Засушлив год,
       к тому же почва скудна.
Чтобы расчистить
       пашни хоть малую пядь,
Корчевать кустарник
       нужно опять и опять.
Оставил соху,
       вздыхаю лишь об одном:
Когда же смогу
       наполнить амбар зерном?

II

Горькой полынью
       поля заросли на беду,
Но каждому полю
       я примененье найду.
Просо и рис
       посажу на топком лугу,
Каштан и ююбу
       для взгорья приберегу.
Возле реки
       живет ученый из Шу —
Ягоды тута
       я у него попрошу.
Нетрудно выращивать
       самый лучший бамбук,
Ежели выполоть
       все сорняки вокруг.
Счастливое место
       для дома избрал или нет —
Должно гаданье
       ясный подать ответ.
Домашний слуга
       выжигал сушняк травяной,
Пришел сообщить,
       что колодец нашел потайной.
Не надеюсь, что скоро
       смогу пожинать плоды,
Но из тыквы-горлянки
       славно хлебнуть воды.

В НАЧАЛЕ ОСЕНИ ПОСЫЛАЮ ЦЗЫ-Ю

Теченье рек
       подобно теченью лет.
Все живое и мы
       уходим друг другу вослед.
И только сердце
       такое же, как всегда.
Память полна
       все тех же, прежних примет.
Помню, как мы
       запирали дверь поутру —
Тяжко осеннюю
       было сносить жару.
События древние
       мы изучали вдвоем,
И похлебка из лебеды
       не вредила нутру.
Осень кончалась,
       близился зимний хлад,
В окна и двери
       ворваться хотел листопад.
Я для тебя
       теплое платье добыл,
Малости этой
       был ты безмерно рад...
От ложных надежд
       невеликий в юности прок.
Из всего, что случилось,
       нужно извлечь урок.
Видно, разлуки
       избегнуть было нельзя;
Заслугам и почестям
       вряд ли назначен срок.
Но сожалеть
       не стоит об этом ничуть.
Оба состарились,
       горя пришлось хлебнуть.
Поздно уже
       держаться прежних путей,
Поздно уже
       постигать истинный путь.
Осенью переговоры
       о покупке земли предприму,
Встретить весну
       надеюсь в новом дому.
В Снежном Жилище
       по ночам только ветер и дождь, —
Шум непогоды
       к изголовью летит моему.

В СЫЧЖОУ СНЕГ; НОЧЬЮ НАКАНУНЕ НОВОГО ГОДА ХУАН ШИ-ШИ ПОСЫЛАЕТ МНЕ ВИНО И РЫБУ

Мельтешит-мельтешит на закате снежок,
       подобно белейшей муке.
Звенит-звенит весенний ручей;
       иду по песку не спеша.
Прежние странствия кажутся сном,
       растаявшим вдалеке.
Скиталец бездомен, словно монах —
       бредет всегда налегке.
Кисточку взял, но замерзла тушь,
       тушечница холодна.
Зачем только в тусклой лампе моей
       скручен фитиль из цветка?
В полночь посыльный — слуга от вас
       рыбы принес, вина.
Ошеломленный, с постели вскочил, —
       смеялись дети, жена.

НАПИСАНО К КАРТИНЕ ВАНА, ПИСЬМОВОДИТЕЛЯ ИЗ ЯНЬЛИНА, НА КОТОРОЙ ИЗОБРАЖЕНА ЦВЕТУЩАЯ ВЕТКА

Рассуждают: картины
       в зерцала даны естеству.
Подобное мненье
       недомыслием назову.
Рассуждают: стихи
       можно так же творить.
О взглядах таких
       не стоит и говорить.
У стихов и картин
       основа сути проста:
Наитие свыше,
       свежесть и чистота.
Кисть Бянь Луаня
       живыми творила птах.
Кисть Чжао Чана
       возрождала душу в цветах.
Возьми эти свитки,
       сущности их лиши —
Явится грубость
       вместо изъятой души.
Кто скажет тогда,
       что красной краски пятно
Весну безграничную
       людям раскрыть должно?

НАПИСАНО К ОСЕННЕМУ ПЕЙЗАЖУ ЛИ ШИ-НАНЯ

Мощный изгиб древесных стволов,
       ил темнеет речной;
Обнаженные корни редких дерев
       иней покрыл ночной.
Правит веслом гребец в челноке —
       куда возвращается он?
Домой, в деревню Желтой листвы,
       на юг, на берег родной.

В НОВОМ МЕСТЕ ЖИТЕЛЬСТВА У ГОРЫ БЕЛОГО ЖУРАВЛЯ НАЧАЛ РЫТЬ КОЛОДЕЦ ГЛУБИНОЙ В СОРОК ЧИ; НАТКНУЛСЯ НА КАМНИ, И, КОГДА ОНИ КОНЧИЛИСЬ, ПОШЛА ВОДА

В землях приморских
       утомительны влажность, жара.
В горную местность
       перебраться настала пора.
Ходить все время
       приходится вверх и вниз —
Но в доме сухо
       с вечера до утра.
Плохо одно:
       далеко от дома вода.
Сведет поясницу,
       у колодца помрешь со стыда.
Устал от хожденья,
       потому подрядил четверых:
Рытье колодца
       воистину стоит труда.
Первое время
       работа была тяжела,
Моим землекопам
       встретилась в почве скала.
Упарились очень,
       пытаясь ее продолбить.
Добьемся ли все же,
       чтобы вода пошла?
Неужто мало
       даю вам риса, вина?
Долбите, буравьте —
       вода отыскаться должна.
Булыжникам этим
       все же придет конец.
Решение твердо,
       преграда мне не страшна.
Наутро слуга
       доложил — работа легка.
В желтой глине
       есть влага наверняка.
Назавтра кувшин
       наполнился мутной водой,
Ставшей под вечер
       чище струи родника.
Жизнь — как рытье
       колодца на склоне холма.
Никогда удача
       мне в руки не шла сама.
Кувшин воды —
       великая милость небес.
Под голову руку
       подложил, доволен весьма.

ПО ПРИБЫТИИ В ДАНЬЭР Я ЗАВЕЛ СТОРОЖЕВОГО ПСА ПО КЛИЧКЕ ЧЕРНАЯ МОРДА. ОН БЫЛ ЗЛОЙ, НО Я ЕГО ПРИРУЧИЛ. ОН СОПРОВОЖДАЛ МЕНЯ ПРИ ПЕРЕЕЗДЕ В ХЭПУ И В ПУТИ ПЕРЕПЛЫЛ РЕКУ, ЧЕМ ИЗУМИЛ ВСЕХ. ТОГДА Я В ШУТКУ НАПИСАЛ ЭТИ СТИХИ

Черная Морда,
       прими благодарность мою!
Признателен я
       сноровке твоей и чутью.
Ты, как тыква, толст,
       хоть и жрешь объедки одни,
Хоть убоины жертвенной
       я тебе не даю.
Днем — ты гостей
       узнавал, положась на чутье,
Ночью — всегда
       неусыпно стерег жилье;
Узнав, что на север
       я возвратиться могу,
Ты, виляя хвостом,
       выражал одобренье свое.
Мальчик-слуга
       бежал от тебя наутек.
Ты мчался за ним,
       визжа, как малый щенок.
Ты не посмел
       идти с людьми по мосту,
Ты переплыл
       глубокий бурный поток.
Ты качался в волнах
       и был на утку похож.
Я видел — на берег
       ты, словно тигр, идешь.
Ты мясо украл,
       но я не выдрал тебя:
Вполне понимаю,
       было тебе невтерпеж.
Ты в благодарность
       только тряхнул головой.
Ты, увы, не владеешь
       даром речи живой.
Домой как-нибудь
       с тобою пошлю письмо:
Желтое Ухо,
       без сомнения, предок твой.

НАПИСАНО НА ПОЧТОВОЙ СТАНЦИИ ДЭНМАЙ, В ПАВИЛЬОНЕ ДОСТИГАЮЩЕГО ПРИЛИВА

В хайнаньской деревне остаток дней
       дожить хотел в тишине,
Но владыка, душу мою призывая,
       У-ян направил ко мне.
За проливом, куда пролегают пути
       исчезающих птичьих стай,
Синие горы еле видны —
       там настоящий Китай!

ВТОРЮ РИФМАМ ЦЗЯН ХУЭЙ-ШУ

На береге южном
       барабаны и колокола.
Возвращаться пора,
       словно закончился сон.
Бегут облака,
       меняются в мире дела.
Луна в небесах,
       словно радость моя, светла.
Снова дождем
       вся земля залита.
Снова стихи
       на бумагу потоком бегут.
Две реки провожают
       меня в родные места.
Там, за деревьями,
       вижу полоску моста.

ВЕСЕННЯЯ НОЧЬ

Тысячи слитков золота стоит
       ночь в начале весны.
Чистый и сильный запах цветов,
       ясная тень луны.
Вверху, на башне — песня, свирель,
       тоненький-тоненький звук.
Внизу — качелей немолчный скрип,
       аллеи темны-темны.

* * *

Листья джута на солнце блестят,
       летят семена конопли.
Из чьей шелковарни по всей округе
       запахи потекли?
Девушки за веретена взялись,
       слышны голоса вдали.
Седые волосы, пьяный взор,
       одеждой не скрыть худобы.
Зерно незрелое трет в руках,
       от голода руки слабы.
Вопрошает: скоро ли в здешних краях
       созреют бобы?

* * *

Ветер в одежде свистит, цветы
       опадают и там и тут.
Деревня слева, деревня справа,
       в шелковарнях нити поют.
На ивах мох, и желтые тыквы
       здесь продают.
Испил вина, но дорога длинна,
       мечтаю только о сне.
От полдневного солнца, от мысли о чае
       жажда сильнее вдвойне.
В дверь постучусь — в крестьянском дому
       напиться позволят мне.

* * *

Обновлены прошедшим дождем,
       стали травы нежней.
Дорога песчаная не пылит,
       еду верхом по ней.
Землю в поте лица пахать —
       желания нет сильней.
Полдневное солнце печет вовсю,
       свежи конопля и тут.
Благовонные запахи горькой полыни
       в теплом ветре плывут.
Государев посланник, надо признать,
       настоящий хозяин тут!

* * *

На склоне Восточном пил, трезвел,
       пил почти до утра.
Приблизительно в третью стражу решил:
       домой вернуться пора.
Слуга молодой за дверью спит,
       оглушительный слышу храп.
В дверь стучу,
       но стук, вероятно, слаб.
Послушать рокот реки
       пошел со двора.
К старости нет у меня ничего,
       увы, к моему стыду.
Когда наконец от всех забот
       желанный отдых найду?
К рассвету ветер утих,
       изгладилась рябь на реке.
Уеду отсюда
       в маленьком челноке.
Остаток дней
       я на реке проведу.

* * *

Лес расступился, горы видны,
       у ограды растет бамбук.
Желтые травы, маленький пруд,
       цикады поют вокруг.
В воздухе белая птица висит —
       взора не отведу.
Красные лотосы льют аромат,
       отражаясь в тихом пруду.
За деревней
       Вдоль насыпи древней
Следом за солнцем бреду на закат,
       старый посох со мной.
В третью стражу вчера, во тьме,
       усердствовал дождь ночной.
Благо мне в суетной жизни дано —
       сегодня смирился зной.

ВОСТОЧНЫЙ СКЛОН ВИД НА ТЕРРАСУ

Дождь перестал,
       луною пронизана тьма.
Горожане ушли,
       бредут поселяне в дома.
Не стоит роптать,
       что путь чересчур каменист:
Стук палок дорожных
       слуху приятен весьма.
У соседа восточного
       возле дома растут тополя.
Шуму дождя
       внимаю всю ночь, не дремля.
Возле окна
       одиноко сижу до утра.
Осенние мошки
       летят к огоньку фитиля.

ПИШУ В ОБИТЕЛИ ДВУХ БАМБУКОВ, В КЕЛЬЕ НАСТАВНИКА ЧЖАНЯ

Издали колокол и барабан
       попеременно звучат.
Закрыта дверь, одиноко ложе,
       светильник подслеповат.
Слой пепла белого пронизав,
       мерцает красный огонь.
Лежу и слушаю: капли дождя
       с шумом в окно стучат.

В ЧЕТЫРНАДЦАТУЮ НОЧЬ ДВЕНАДЦАТОЙ ЛУНЫ ВЫПАЛ НЕБОЛЬШОЙ СНЕГ; НАУТРО ОТПРАВИЛСЯ К ЮЖНОМУ РУЧЬЮ И ПИЛ ТАМ ДО ВЕЧЕРА

Как сыплет снег над Южным ручьем —
       мечтал увидеть всегда.
Пока он не стаял, сажусь на коня
       и поспешаю туда.
Сквозь чащу ломлюсь, ревниво слежу —
       уступил ли другим ездокам?
Прежде других, чуть забрезжил рассвет,
       проезжаю по красным мосткам.
Кому пожалеть, что разрушен дом,
       что негде найти ночлег?
Голод в деревне, — навстречу мне
       ни один не идет человек.
Пришельца встречает лишь стая ворон
       среди безлистых дерев —
Расшумевшись меж застывших ветвей,
       снова на них замерев.

ГОРЫ ГУЙШАНЬ

В скитаниях жизнь проходит моя,
       цели у странствий нет.
Вновь проезжаю горы Гуйшань —
       здесь не бывал пять лет.
Пол-Поднебесной проехать успел —
       многие тысячи ли.
Все в той же келье живет монах,
       совсем уже стар и сед.
Не близко до Срединных равнин,
       труден к столице путь.
К морю приводят волны реки —
       решаю к востоку свернуть.
О славных делах столетий былых
       не стало памяти тут.
Целы ль развалины древних валов,
       возможно ль на них взглянуть?

МОИ ПЛЕМЯННИК АНЬ-ЦЗЕ ПРИЕХАЛ ИЗДАЛЕКА; СИДИМ С НИМ НОЧЬЮ

Душой одряхлел, лицом подурнел,
       исхудал в довершенье бед.
Гляжу на него — лишь голос один
       остался от прежних лет.
Сидим, вспоминаем всю ночь о родных —
       в какой-то они стороне?
Чувства приезжего в дальнем краю
       близки и понятны мне.
Боится людей, все больше молчит,
       отчаянно туп и глуп.
Спросишь о прежнем — только дрожит:
       полуживой, полутруп.
Сон оборвался, развеялся хмель,
       в горах — безветрие, тишь.
Улыбаясь, глядим: на подставку от лампы
       лезет тощая мышь.

ВТОРЮ СТИХАМ ЦЗЫ-Ю «ПОСЕТИВ ОБИТЕЛЬ В УЕЗДЕ МИНЬЧИ, ВСПОМИНАЮ О ПРОШЛОМ»

Живет человек — кто знает, на что
       уходят его года?
Кажется, лебедь прервал полот,
       ступает по кромке льда.
И вот — остались на мокром снегу
       следы лебединых лап,
А лебедь крылья раскрыл и умчал —
       попробуй пойми, куда.
Умер монах, и в башенке малой
       дарован ему приют.
Прежнюю надпись прочесть на стене
       ныне — великий труд.
Помнишь, как было нам нелегко
       сюда добираться вдвоем?
Длинна дорога, путник устал,
       ослы хромые ревут.

ПРОВОДЫ

Цвета перьев утиных — волны в реке,
       словно краска — темны, густы.
Плывут подобьем розовых лиц
       персиковые цветы.
Провожает гостя дряхлый старик —
       прибрежный путь недалек.
Черные шляпы качаются в такт,
       льнет к копытам песок.
Старик вопрошает гостя, когда
       встречи придет пора?
Гость отвечает — когда листву
       разметут по земле ветра.
У моста привязали коней к тополям,
       смеются и говорят,
Что непременно осенней порой
       вместе посмотрят закат.

В ДВАДЦАТЫЙ ДЕНЬ ПЕРВОЙ ЛУНЫ ОТПРАВИЛСЯ В ЦИТИН; ПАНЬ, ГУ И ГО, ЗДЕШНИЕ МОИ ДРУЗЬЯ, УСТРОИЛИ МНЕ ПРОВОДЫ В МОНАСТЫРЕ К ВОСТОКУ ОТ НЮИВАНЧЭНА

Десять дней не пускали из дома меня
       весенние холода.
Не ведал, что зеленью шелестят
       ивы над здешней рекой.
Чуть слышно в холодной ложбине по дну
       журчит ручьевая вода.
Вовсю разрослась молодая трава,
       пожогов нет и следа.
Запущенный сад; сожалеют друзья,
       что наша разлука близка.
Разогрели в кувшине остаток вина
       мутного — для меня.
Прошлогоднюю вспоминаю весну:
       низкие облака,
Цветущие сливы у горной тропы,
       и на душе тоска.

В ЛУННУЮ НОЧЬ ПЬЮ С ДРУЗЬЯМИ ПОД АБРИКОСОВЫМИ ДЕРЕВЬЯМИ

К занавеске летит абрикосовый цвет,
       облаченье роняет весна.
В двери глядит, наружу зовет
       всплывшая в небе луна.
Осторожно идем по теням цветов,
       края одежд подобрав.
Словно влагой, напитана светом луны
       зелень листьев и трав.
Ставим вино посреди цветов,
       манящих на каждом шагу.
Руками касаемся длинных ветвей, —
       тяжких, в душистом снегу.
Горские вина не слишком хмелят,
       нам опьянеть мудрено —
Так давайте отведаем, друзья,
       луны, упавшей в вино!
Пусть поет свирель, пока озарен
       луною ночной окоем.
Потом, сожалея, проводим луну,
       чаши свои допьем.
Близится утро, весенний вихрь
       пронестись по саду готов:
В зеленой листве увидишь одни
       обрывки алых цветов.

БОДРСТВУЮ В ЛОДКЕ НОЧЬЮ

Веет прохладою ветерок,
       камышами шуршит легко.
Выглянул, не начался ли дождь —
       луною полно озерко.
Птица на водах и лодочник внемлют
       одному и тому же сну.
Словно от нечисти, рыба спешит
       спрятаться в глубину.
Предметы и люди друг другу сейчас
       безразличны во тьме, в тишине.
Только моя одинокая тень
       товарищем служит мне.
Накатила на отмель ночная волна,
       подняла озябших червей.
Пауком в паутине луна висит
       меж ивняковых ветвей.
Стремительна проходящая жизнь,
       полна печалей, забот.
Картина, радостная очам,
       лишь изредка промелькнет.
Крик петуха, колокольный удар,
       птицы мчат в небеса.
На лодке мерно бьют в барабан
       и подают голоса.

ПОСЛЕ ДОЖДЯ ПРИШЕЛ НА РЫБНЫЙ ПРУД, ЧТО ПОНИЖЕ БЕСЕДКИ; ЗАТЕМ ПОСЕТИЛ ОБИТЕЛЬ НЕБЕСНОГО СВЕТА И ВЕРНУЛСЯ НА ВОСТОЧНЫЙ ХОЛМ

I

Дождь перестал,
       ряска сошлась на воде.
Слышен теперь
       гам лягушачий везде.
Цветенье бегоний
       было подобно сну.
Новые сливы
       скоро вкушать начну.
Взял овощей,
       опираясь на посох, иду.
Качели пусты,
       нет никого на виду.
Нынче пионы
       цветут, куда ни взгляни.
Прощанье с весной
       возвещают они одни.

II

Обветшала беседка,
       берег под нею крут.
Хозяева рыбу
       давно запустили в пруд.
Краски заката
       на тысячах гор лежат.
В ветре весеннем —
       сотен трав аромат.
На торговом мосту
       ни души но вижу вокруг.
У древней обители —
       зелен и свеж бамбук.
В закатное время
       аисты и журавли
Шумом заполнили
       небо на многие ли!

ДОЖДЬ В ДЕНЬ ХОЛОДНОЙ ПИЩИ

I

Привел в Хуанчжоу
       меня государев указ.
Дни пищи холодной
       коротаю здесь третий раз.
Хочу, что ни год,
       насладиться ранней весной, —
Вёсны уходят,
       моих не радуя глаз.
Вот и сейчас
       сумрак висит дождевой.
Два месяца длится
       ветра осенний вой.
Запах бегоний
       услышал ночью во сне.
Утром — лишь сырость
       и снег под красной листвой.
Словно бы ночью
       некто по-воровски
С деревьев стряхнул
       драгоценные лепестки.
Словно бы утром
       юноша встал больным,
В зеркало глянул:
       сединой покрылись виски.

II

У самых дверей
       весенняя плещет река.
Дождь зарядил,
       не спрячешься от сквозняка.
Малый домишко
       на лодку рыбачью похож.
Кругом темнота,
       слякоть и облака.
На жаровне чадящей
       овощную готовлю еду.
Циновки сушу,
       отсыревшие на холоду.
Дни пищи холодной —
       откуда мне знать о них?
Но бумажные деньги
       ворона несет ко гнезду.
На вратах государя —
       девять замков для меня.
За тысячи ли —
       могилы мои и родня.
Я подобен поэту,
       что плакал в конце пути.
Из мертвого пепла
       уже не раздуть огня.

ЛУНА СЕРЕДИНЫ ОСЕНИ

I

Как славно старалась
       в прошлом году луна.
Как над старой стеною
       была кругла и ясна.
Каким изможденным
       казался я тою порой:
Хворый лежал
       на сквозняке у окна.
А луна все плыла
       и мой отыскала след:
Сквозь решетку окна
       просочился неверный свет.
О болезни моей
       откуда ей было знать?
В Башню Песен зашла —
       никого-то в той Башне нет.
Подушку поправил,
       трижды вздохнул тяжело.
С посохом вышел,
       к луне обратил чело.
Воля Небес
       не сжалилась надо мной:
В Лунный Дворец
       ветром меня занесло.
Белыми росами
       я проморожен так,
Что осенней цикадой
       плачу, глядя во мрак.
Вот и свершилось:
       поэт, воспевший луну,
На Поле Восточном
       ныне — последний бедняк.
Скоро ль умру —
       смею ли знать наперед?
Лунам счастливым
       в жизни велик ли счет?
Рыба в пруду
       зябнет и тоже не спит:
Плещется и сопит
       всю ночь напролет.

II

Полных шесть лет
       светит мне эта луна.
Полных пять лет
       озаряет разлуку она.
Стихи, что прислал ты,
       произношу нараспев.
Слезы в глазах —
       это твоя вина.
Знаю, Люду
       красотою тебя привлек.
Легко ли расстаться
       с ним даже на краткий срок?
Серебром расстилается
       озеро пред тобой.
Зеркалом в небе —
       над тобою Лунный Чертог.
Лишь к третьей страже
       смолкает шум торжества.
Тенями сливаются
       люди и дерева.
В Северные Покои
       вернешься в предутренний час.
Светом луны
       и росою блещет листва.
Пошлешь за вином,
       с женою встретишь рассвет.
Молодость вспомнишь —
       сколько минуло лет.
Кто бы поверил,
       что немощи скоро придут,
Что в чарках под грушами
       больше ни капли нет?
Теперь — на восток
       от древней реки погляди:
Гречиха, как снег,
       цветет далеко впереди.
Вторить хочу
       твоим прошлогодним стихам,
Но сердце, боюсь,
       разорвется на части в груди.

Переводы И. ГОЛУБЕВА

* * *

Лишь добрался до этого края —
       Ветер дунул и дождь закапал.
Одинокий скиталец — найду ли
       Я пристанище в мире большом?
Мне достать бы облако с неба
       И надеть бы его, как шляпу.
Мне б укутать себя землею,
       Как простым дорожным плащом!

В ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ ДЕНЬ ОДИННАДЦАТОЙ ЛУНЫ ГОДА СИНЬ-ЧОУ РАСПРОЩАЛСЯ С ЦЗЫ-Ю У ЗАПАДНЫХ ВОРОТ ЧЖЭНЬЧЖОУ. В ПУТИ НАПИСАЛ И ПОСЛАЛ ЕМУ ЭТИ СТРОКИ

Голову вскружило не вино,
       И не от него моя печаль.
Хорошо бы повернуть коня
       И галопом поскакать назад.
Ты один остался из мужчин
       В доме за хозяйство отвечать,
Как же одиночество твое
       Мог бы скрасить я, о младший брат?
Поглядел с вершины — сколько гор!
       Ни дорог, ни троп в них, ни путей...
Ты еще заметен вдалеке,
       Вижу черной шапки силуэт.
Думаю, в такой мороз тебе
       Надо бы одеться потеплей,
А мой конь бредет — и на горе
       Словно топчет бледный лунный свет.
Гости постоялого двора
       Веселы и радостно поют,
Удивился паренек-слуга:
       Отчего я мрачен-удручен?
Знаю, без разлук не проживешь,
       Чередой они всю жизнь идут,
Но неужто век скитаться мне
       Далеко от дома, где рожден?
Думаю при тусклом фонаре,
       Вспоминаю юные года,
Брат и я — мы при дожде ночном
       Словно вместе — не разлучены...
Так уговорились в детстве мы,
       Не нарушим слова никогда,
Наш союз не в силах подорвать
       Слава иль высокие чины!

У ОКНА

У соседей восточных в саду
       Много белых растет тополей.
Ночью дождь начался,—при дожде
       Шум листвы все сильней и сильней.
Мне не спится, сижу у окна,
       И совсем бы я был одинок,
Если б стайки ночных мотыльков
       Не летели на мой огонек...

НОЧУЮ НА ГОРЕ ДЕВЯТИ СВЯТЫХ

Из мудрых мудрейшим считался Ван Се,
       И дух его ныне живет.
Хотя миновало с кончины его,
       Мне кажется, весен пятьсот...
Из яшмы и золота высится храм,
       Он ханьских светил пережил,
Нет циньской державы, а персик цветет,
       И речка, как прежде, бежит...
Лежу я, вдыхая цветов аромат,
       Я в небытие погружен,
Вдруг скалы-утесы сошлись надо мной,
       Надвинулись с разных сторон...
Когда же средь ночи меня разбудил
       Заботливый старый монах,
Смотрел я на небо, где лодка-луна
       Плыла в облаках — как во льдах!

ВТОРЮ СТИХОТВОРЕНИЮ В ШЕСТЬ СЛОВ ХЭ ЧЖАНГУАНЯ

Так внезапно и чистый ветер
       Заиграл на земле-свирели.
И луна украсила небо
       Нарисованной ею рекой.
Если беден, то как для гостя
       Я смогу устроить веселье?
А вот так: ухвачусь за ветер
       И луну поглажу рукой

ПРОВОЖАЮ ВАН ЦЗЫЛИ У ИСТОЧНИКА БОДХИСАТТВ, ЧТО В УЧАНЕ

В путь без вина провожаю тебя,
       Уходишь с пустой сумой.
Прошу из источника бодхисаттв
       Чистой воды испить.
Не надо голову опускать
       Потом, расставшись со мной, —
Где бы ты ни был, небо в воде
       Будет, как прежде, плыть...

ЗА ГОРОДОМ ПРОВОДИЛ ГОСТЯ И НЕТОРОПЛИВО ПРОГУЛИВАЮСЬ У РЕКИ

Расстался с гостем —
       он уже в пути.
Искал цветы —
       расцветших не нашел.
Но в город
       мне не хочется идти
На берегу реки
       так хорошо!
Ко мне подходит
       старый человек:
«Что, господин,
       пророчит нам весна?»
Ответствую:
       «Был добрым дождь и снег —
Говорю будет
       урожай зерна!»

ВЗДЫХАЮ, ДУМАЯ О ПЛОДАХ ЛИЧЖИ

Десять ли прошли, но нет харчевни,
       Лишь зола да ветер неспокойный.
Шли еще пять ли — и снова пепел
       Там, где прежде был приют убогий.
Доставляли с юга фрукты личжи,
       Для двора везли и «глаз драконий»,
Кто расскажет, сколько тел недвижных
       Коченеет в ямах у дороги!
Но как ветер — над горами мчались,
       Над водой — летели, словно птицы,
Потому и стебли и листочки
       Привезли в Лоян с живой росою,
И, довольна, во дворце красотка
       На себя глядит не наглядится, —
Что ей до того, что соки фруктов
       С кровью перемешаны людскою?
В годы Юн-юань правленья Ханей
       Личжи с юга Цзяо привозили,
В годы Сюань-цзуна дома Танов
       Через Фу в Лоян их доставляли.
И поныне злобу и жестокость
       Танского Линь-фу мы не забыли,
Но Бо-ю почтенного советы
       Разве помнит кто-нибудь? Едва ли!
О, услышь. Небесный повелитель,
       Как живется тягостно крестьянам!
Разве прихоть Ян Гуй-фэй важнее
       Мук народа, всех его страданий?
Пусть хлеба взойдут при теплом ветре,
       Дождь пройдет не поздно и не рано,
Пусть не мерзнут и не чахнут люди —
       Нет щедрей таких благодеяний!
...А знаете ли вы, что в Уишане
       Открыли чай – «Дракон большой и малый»?
И вновь обозы на дорогах южных,
       Как будто прежних бедствий не бывало!
От перевозок наживаться могут
       Лишь те, кто родовиты и богаты,
Кто о своем печется рте и теле, —
       А не они ль потворники разврата?
Но у меня или у вас, скажите,
       Есть недостаток в этом ли товаре?
Конечно, были честные в Лояне
       И преданные слуги государя,
Но я скорблю:
       Цветы таохуана
Везут в столицу,
       Как везли при Танах!

ТЕНИ

Ползут, поднимаясь на Яшмовый храм
       Слоями: на слой надвигается слой.
Не раз уж говорено было слуге
       Сметать их, как явится, тут же метлой!
Вот солнце, поднявшись и мир осветив,
       Сгребло их в охапку и бросило вон.
Но кончился день, а с луною опять
       Они возвращаются с разных сторон...

В ДОЖДЬ НАВЕЩАЮ ХРАМ ВСЕМИЛОСТИВЕЙШЕЙ ГУАНЬИНЬ НА ГОРЕ ТЯНЬЧЖУ

Стареет кокон, и хлеба
       желты уже наполовину,
А за горой и под горой
       упрямый дождь все льет и льет,
Крестьянин руки опустил,
       крестьянка бросила корзину,
В высоком храме Белый Бог
       один не ведает забот!

В ДАНЬЭР (II)

Постарел Дун-по, неуклюжим стал.
       Что ни день — то новый недуг.
Борода жидка, голова бела, —
       То не иней, а седина.
«Не дивитесь, что щеки мои горят, —
       Я румян, но не так, как внук;
И когда смеюсь, то грущу, смеясь,
       Потому что хлебнул вина!»

ВТОРЮ СТИХАМ ТАО ЮАНЬМИНА «ПОДРАЖАНИЕ ДРЕВНЕМУ»

Гость нежданный явился
       И в ворота ко мне стучится.
Вот коня привязал он
       К растущей у дома иве.
Во дворе моем пусто,
       Разлетелись куда-то птицы,
И ворота закрыты,
       И гость стоит сиротливо.
А хозяин за книгой
       Заснул, на подушке лежа...
Мне во сне повстречался
       Мой старинный, близкий приятель,
Только стук беспрерывный
       Наконец-то меня встревожил,
Как от выпитой чарки —
       Не осталось от сна ни капли!
Одеяло отбросив,
       Вскочил, чтобы гостя встретить,
Стоя друг перед другом,
       Смущены мы сначала были,
А потом за беседой
       О былом и нынешнем свете
Я и мой собеседник,
       Мы про знатность-чины забыли...
Он спросил: «Как случилось,
       Что в этом живете крае?»
И ответил я гостю,
       Что причины и сам не знаю!

ВТОРЮ СТИХОТВОРЕНИЮ ТАО ЮАНЬМИНА «ДОВОЛЬНО ВИНА!»

В год дин-чоу я был отправлен в ссылку на Хайнанъ, а брат Цзы-ю — в Аэйчжоу; в одиннадцатый день пятой луны встретились мы и вместе добрались до места его поселения, а в одиннадцатый день шестой луны расстались на берегу моря. Я в это время чувствовал себя больным, вздыхал и стонал, и Цзы-ю не спал по ночам. И вот я продекламировал стихотворение Тао Юаньмина «Довольно вина!», а затем и сам написал, вторя поэту, строки в дар Цзы-ю на прощание, а также в знак решения не пить вина.

Видно, время приходит —
       Ведь ничто в этом мире не вечно!
Век бывает и длинным,
       Но ему все же будет предел.
Мы с тобою, о брат мой,
       Шли одною стезей человечьей
И в глуши, на чужбине,
       В стороне оказались от дел...
И опять — как печально! —
       Разлучает нас эта коляска,
Я умчусь в ней надолго,
       Я и этот подросток — мой сын.
Рад, что в доме твоем
       Есть супруга — забота и ласка,
Под моею же крышей
       Будет светочем Будда один.
Мы в долине средь гор
       Повстречались — и вновь расставанье!
Провели неразлучно
       Последнюю нашу луну,
Мне еще предстоит
       Пробираться на север Хайнаня,
Как-нибудь эту жизнь
       Там, на острове, и дотяну...
Но себя убеждаю
       Идти по стопам Юаньмина,
Сил, конечно, немного —
       И все же пора прекратить...
Я от хмеля больной,
       Мне во вред веселящие вина,
Но здоровье поправлю,
       Если брошу немедленно пить!
Я стремился к Пути,
       И похоже, что близок, знаком он,
И его я увижу,
       Отогнав от очей пелену,
Но отныне в обители
       Старца с Восточного склона
Не заставит Ду Кан
       Поклоняться, как прежде, вину!

Переводы М. БАСМАНОВА

* * *

Написано в Праздник середины осени.

В голубизне растворилось
       Облако на закате.
Сковано все прохладой,
       Всюду прозрачность такая.
По небу скользит бесшумно
       Круглый сосуд из яшмы,
К востоку перемещаясь,
       Млечный Путь рассекая.
В жизни моей, вспоминаю,
       Не всегда выдавались
Радостные мгновенья
       В этот праздничный вечер.
Новое полнолунье
       В новом году грядущем
В далях такого края,
       Вечно скитаясь, встречу.

ПОКИДАЯ ЦЗИНКОУ

Тонкий слой облаков.
       В них укрылась луна.
Где-то в стражу вторую,
       Протрезвев, я оставил причал.
За кормою все дальше уходит стена,
       И во мгле городок всё трудней различать.
Дни веселья с друзьями
       Я в сердце храню,
И о днях возвращения
       Мысли гоню.
С головы моей
       Набок повязка сползла.
Веер выпал,
       Беззвучно скользнул на кровать.
Я заснул. И во сне
       Жизнь иная была,
А проснулся —
       И некому рассказать.
И когда, наконец, я не буду в пути,
       Словно вихрем подхвачен,
Вдали от родных!..
       Юго-запад
Их, к счастью, давно приютил,
       Я на Юго-востоке.

* * *

Это стихотворение написано в Динхуэйюане, что в Хуанчжоу.

Ущербный месяц. Редкие утуны.
       Часы звенеть капелью перестали.
Все спит. Лишь кто-то,
       Погруженный в думы,
Бредет один
       Видением угрюмым,
Как лебедь,
       Оторвавшийся от стаи.
Вдруг встрепенулся, повернулся круто,
       Во взоре скорбь, но кто про это знает!
Все ветви перебрал,
       Но почему-то
Нигде
       Не отыскал себе приюта...
Студеная Уцзян.
       И клен листву роняет.