65. (Апрель)
Рамону де Бастерре
Сад поливают. Свеже пахнет ранней
фиалкою. На лавре орошенном
ликует воробей.
Как хорошо нам,
поэтам, в ожиданье
апреля, словно бога молодого!
Душа яснеет вместе с небесами!
И сердце, как гнездо, уже готово
под кротким этим светом
ожить новорожденными птенцами, –
овеянное розою медовой
и ландышевым цветом.
Зеленый лавр мой, сердце молодое,
заря души:
– Так здравствуй, час грядущий!
...Не умолкает выводок, поющий
из потаенной кущи,
омытой вешней голубой водою!
перевод Б. Дубина
|
66. (Деревня)
Свежеет ночь, светлея.
Луной, уже косою,
белен забор.
Соцветия шалфея
под крупною росою
закрылись и почти не шевелятся,
но все душистее.
Зеленой дрожью
сквозит звезда из гущины акаций,
катясь во тьму слезинкою глухою...
Вращается земля...
И в час погожий,
в забытый час привета и покоя,
сама неприхотливость
прекрасна навсегда: и эти кони,
что мягким ржаньем на далеком склоне
зовут друг друга;
и сонный бриз; и нищая излука;
и трель сверчка... Петух звонкоголосый
ударил зорю, пробуждая розы
и высекая первый блик рассветный
в долинах неба...
Вифлеем нисходит
в любой закут невзрачный...
Цвета почти бесцветны
и как стекло прозрачны...
перевод Б. Дубина
|
67. (Деревня)
Блеял ягненок, малыш-непоседа,
осел, вдохновенно и страстно,
рассказывал что-то соседу.
И пес громогласно
со звездами вел беседу.
Я пробудился. И вышел. И слепо
пошел по небесному следу,
по волнам цветочного полотна,
по росному слепку
облачного руна.
В мареве теплом неясном
опушка ближнего леса;
горизонт, золотой и атласный,
полон лунного блеска,
как сказочная страна.
В груди какие-то всплески,
словно плещет струя вина.
Дверцу в сказку я приоткрыл с опаской –
и Младенца в яслях осветила луна.
перевод Н. Горской
|
68. БЛАГОВЕСТ
Глубокий час, сиреневый и синий,
в янтарных теплых звездах!
– Плеща колоколами,
как темными крылами,
гудит вечерний воздух, –
Прозрачно растекается в низине
каленый ветер горный,
клоками рдеет облачное пламя,
и небеса просторны.
Ангел детства,
такой же светозарный, тихо реет.
– Плеща колоколами,
как темными крылами,
округа вечереет. –
Последних роз вершится чародейство,
и смутной головою
клонюсь я к саду, к теплым самоцветам,
зелено-голубым за полумглою.
И сердце не печалью,
но золотом и светом
исходит...
Лишь теперь я различаю
грядущий день твой, светлое былое!
перевод А. Гелескула
|
69.
Лишь ветер, затихая,
шумит перед закатом
в моей пустой руине.
Вокруг земля сухая
об урожае снятом
печалится доныне.
А ветер так знакомо
другому откликается... какому?
И дышит в этой свежести иная...
Не эту ли прозрачность окоема
я смутно вспоминаю?
И свежесть, как душа зеленой птицы,
к долинам вечных песен отлетая,
в моих глазах пустынных золотится
и, вечности прозрачная частица,
пронизывает сердце, золотая.
перевод А. Гелескула
|
70. (Осень)
Деревья – ярче костра
в осенние вечера...
На прибранном этом поле,
в этом сквозном раздолье,
где нет ни души,
они так бесконечно одни!
Смешны им наши вопросы!
Нас видят эти колоссы
насквозь – прожигает нас
золото вечных глаз.
Душам нашим в укор
солнечный их убор!
перевод П. Грушко
|
71. ПОСЛЕДНИЙ ЛУЧ
Луч под вечерней кроной, ты покинут?
Твой день ушел, луч под вечерней кроной!
Взгляни, малыш — ты слишком заигрался
с ее листвой зеленой!
Твой день ушел. Что станется с тобою?
...Останься же на этом
листке бесцветном и мои потемки
позолоти навек последним светом.
перевод А. Гелескула
|
72.
Пришел, как жизнь, короткий,
прощальный, тихий вечер.
Конец всему родному...
А я хочу быть вечным!
Листву в саду кровавя
и душу мне увеча,
пылает медь заката...
А я хочу быть вечным!
Как этот мир прекрасен!
Не задувайте свечи...
Будь вечным этот вечер,
и я да буду вечен!
перевод С. Гончаренко
|
73.
Подай мне, надежда, руку,
пойдем за незримый гребень,
туда, где сияют звезды
в душе у меня, как в небе.
Закрой мне другой рукою
глаза и потусторонней
тропинкой веди, слепого
от снега твоей ладони.
Зато мы такие дали
увидим при свете грусти:
под полной луною сердца
любви голубое устье.
Меня схорони во мне же
от жара мирской пустыни
и путь протори в глубины,
где недра, как небо, сини.
перевод С. Гончаренко
|
74.
Безудержной волной
была ты и ушла из-под ладоней!
На чьей груди замедлится твой бег
и где замрет он заводью зеркальной –
и ты уйдешь, затихшая, в себя,
в глубь жаркого и сказочного моря?
О свежий ключ, который вечно бьет
в тебе и без конца в тебя уходит,
затягивая все, чем истомился,
в оцепенелый свой водоворот!
перевод А. Гелескула
|
75.
О, как же ты глядела!
Казалось,
моя жестокость откромсала веки.
И я рванулся, –
из последней дали! –
как тонущий, к живой твоей душе,
на вечный свет – к радушью маяка
на берегу спасительного тела!
перевод А. Гелескула
|
76. (Оберон – один)
Ты мне принадлежала,
как отраженье дерева реке,
и я, не разлучаясь, убегал,
и ты, не разлучаясь, оставалась...
Но стоило подуть однажды ветру
и небу потемнеть, как ты исчезла.
перевод А. Гелескула
|
77. (Оберон к Титании)
На море штиль, серебристая ночь
хочет помочь мне развеять унынье.
Путь до тебя и закатов твоих
выстелен сплошь неподдельной синью.
Ах, если бы мне доплыть до тебя на этой луне!
перевод Н. Горской
|