« к странице автора отключить рубрикатор »

Хуан Рамон ХИМЕНЕС

из книги "Новая антология"


ПРЕДОСЕННЕЕ

Известь и солнце -
синь жестяная!
До яркого блеска
асфальт надраен!

Насквозь продута
прохладным бризом
золотых просторов
легкая призма.

Воспоминаний сколько!
И сколько красок!
Красота в распаде,
как ты прекрасна!

УЧЕНИК ИНТЕРНАТА

Патрульный катер море перевернуло,
рухнуло градом крупным, свинцом округлым,
темноту и свет на волне крутануло
и над нами хребтину выгнуло круто.

Был ли Кадис на свете?.. Казалось, две бездны
алчущая морская с бегучей небесной -
схлестнулись в единоборстве мгновенном
в гневно рвались друг у друга из плена.

От ракушек и скал меня оторвали,
прочь я поплелся, школьник в унылой форме.
...За фабрикой газа, в черном стенном провале,
звучали глухие отзвуки шторма...

АТМОСФЕРА

В грозовой круговерти
заперли двери.

В стремнине пространства,
между двумя громами,
с наковальни заката
стрелы брызгали веерами,
и молния отверзала
врата безграничной драме.

В грозовой круговерти
заперли двери.

Гасли, как свечи, лица,
бледней зеленой оливы
(ибо в щели сочился
ужас великий,
апокалипсической
тучей разлитый).

В грозовой круговерти
заперли двери.

Но в порыве юном -
в наготе своей лунной -
ты шла через бурю
по бликам латунным
(какая архитектура!),
по плоским крышам-лагунам.

В грозовой круговерти
заперли двери.

ДРУГАЯ АТМОСФЕРА

На крышах плоских
черных флажков полоски
рисуются жестко
средь роскоши броской
солнечных отголосков -
желто-зеленых блесток.

И в глазах у меня - огромны!
гремят сновидении громы
(черных флажков полоски
на крышах плоских),
и нагие женщины, юны,
в небе возводят луны.

Меж западом золоченым
и востоком завороженным
вертится флюгер точеный,
маня мой взгляд напряженный.
И на крышах плоских
черных флажков полоски.

АТМОСФЕРА III

Мы в доме замкнулись.
Ты осталась под небом,
ты на крыше где-то -
у звездного парапета.

Ты осталась - живая
(о, наш взгляд бесслезный!),
ты на крыше плоской
у ограды звездной.

Мы залиты странным
электрическим светом...
Ты - на крыше где-то
у зубчатого парапета!

Вне всех пределов,
раскована и раздета,
ты - на крыше где-то
у звездного парапета!

КОГДА Я БЫЛ ДИТЯ И БОГ...

Когда я был дитя и бог, Могер был
  не селеньем скромным,
а белым чудом - вне времен - сияющим,
      огромным...
Все на своих местах - вода, земля и небосклон,
церквушка - дивный храм, домишки -
          светлые хоромы,
и я, сквозь виноград, с веселым псом несусь
        тропой укромной,
и мы, как ветер, невесомы, беспечны,
  словно громы,
и детства мир от мира горизонтом отделен.

Прошли года, и после горестной разлуки первой
вернулся я в мой сказочный Могер
      и не узнал Могера.
Кругом - ни храмов, ни хором;
          в кладбищенской тоске безмерной,
в уединенье полном - средь лачуг -
          застыла тишина.
И я уже не бог, я муравьишка, жалкий смертный;
все пусто, лишь рассыльная Кончита,
        солнцем сожжена,
по знойной улице бредет, вся в черном
и лицом черна,
а вслед за ней... ребенок-бог с божественной
собакой верной;
в себя ребенок погружен, витает
в облаках - волшебных сферах,
собака - так важна! - ив нужности
своей убеждена.

А время... за ребенком-божеством умчалось
        время...
Кому из нас дано изведать чудо повторенья?!
О, если бы не знать, вовек не знать,
    не знать старенья,
и снова стать зарей, и оставаться божеством -
вне всех времен - и умереть в Могере
сказочном моем!

перевод Н. Горской

 « к странице автора отключить рубрикатор »