Вероника БАТХЕН

из архивов журнала ЛИМБ

ЛАДНЫЙ СТИХ

Д. Мурзину

Ради горки оладий поладить накладно –
Отложи полтарелки – и ладно, кстати
Лез бы лучше ко мне на полати –
Места хватит, особенно если без платья,
Как мать родила, во саду ли, в капусте...
Пусть постель не постится, а страсть не отпустит уст!
Закуси удила – мех вина с
Коркой неба едва ли насытят нас.

ЗИМНЯЯ СВАДЬБА

А. Жестову

Ворох брани, шиш в кармане,
Не пришей кобыле хвост.
Еле-еле тянут сани...
Далеко ль еще до звезд?
Сука-вьюга шепчет в ухо:
– Спи, давай, пока живой!
Что, старуха, хватит духа
Ухнуть в прорубь с головой?

Облаком белого полотна –
Зимняя свадьба.
Господи, чаша моя полна –
Не расплескать бы,
До губ донести.

По пути в трактир закатим
Да на тройке с бубенцом,
За вино сполна заплатим
Золотым твоим кольцом.
А не хватит – не до страха –
Пить бы горько, петь бы в лад –
Похоронную рубаху
Я за чарку дам в заклад.

Облаком белого полотна
Зимняя свадьба.
Господи, чаша моя полна –
Не расплескать бы,
До губ донести!

Эх, гуляй дотла, слезами
Мой полы, считай углы!
Не забрили, не связали,
Не забили в кандалы!
Море боли да без брода
По колено во хмелю!
Весела моя свобода,
Но сильней тебя люблю!

Облаком белого полотна
Зимняя свадьба.
Господи, чаша моя полна –
Не расплескать бы,
До губ донести!!!

Лес теснится – сплошь осины.
Ни лучины, ни луны.
Едем гатью вдоль трясины.
Ночи стылые длинны.
Вьюга, устали не зная,
Вышьет кружевом наряд...
Как согреть тебя, родная,
В снежных санках ноября?

Облаком белого полотна
Зимняя свадьба.
Господи, чаша моя полна –
Не расплескать бы,
До губ донести...

* * *

А. Жестову

Вот один и одна – не един ли хрен,
Если в сумме два сапога,
Если грех – то плен, если влет – то лень,
Вышел в поле – и там пурга.
В городах дают по звезде на лоб,
Хорошо не фонарь под глаз.
Краше – только в гроб. Каждый пятый – жлоб,
Каждый сотый горит на раз.
Был один, как гвоздь, да у двери гость.
Скинул крест – хоть штаны надень!
Из постели в пост, по пути погост,
А в руках – по синице в день.
Посмотри вокруг – где твой дом, дружок –
Впору год посчитать за шаг.
Кто упал в прыжок, кто звезду зажег,
Кто без боя сложил очаг.
Вот принцесса спит, только в сказке ложь –
По душе подошла тюрьма.
Поцелуй – не грош, не любил – не трожь,
А полюбишь – придет сама.
Одному не в лад и вдвоем невмочь.
Будет все, но не как хотел –
Вместо утра – ночь, вместо сына – дочь,
Дальше – вилами по воде...

* * *

Пыль по дороге, над полем луна.
Пуля не дура, да смерть не одна.
Чем без вина утопиться в колодце,
Вытку рубаху из белого льна.

Выйду по воду с тяжелым ведром.
Дым коромыслом да горе костром.
Вот у околицы косят ромашки,
Вот по реке проплывает паром.

Вот позабыли топор у плетня,
Плеткой на волю прогнали коня,
Платье невесте неладно скроили,
Вести с весны не дошли до меня.

Жду хоть полслова, жука в янтаре,
Тени шагов, перескрипа дверей,
Как на заре караулит собака
Черную кошку в пустой конуре.

Старые зерна лежат в борозде.
Торной тропою не ходят к звезде.
В дом принесу недопитое счастье –
Лунным овалом на темной воде...

* * *

Прозрачней небо, ночи холодней.
Пора, приятель, двери конопатить,
Считать цыплят, на ветер деньги тратить,
Играть с дождем, смывая пену дней.
Асфальт в лицо, под ноги – небеса.
Попутный бес по пьяни путь попутал -
С капота под копыта! И как будто
Летят хипы с Ротонды на Беса
По трассе Марс-Сайгон-Ерусалим,
Зеленый флаг любви над ними реет...
Горячий кофе тоже душу греет,
А значит Рубикон преодолим.
Вот стрелки повернули к тридцати.
Все рвут в Христы. И рвут пупки и выи.
А я по счастью даже не Мария,
А так, синица... Проще, чем «прости»
Домыслить, как закончится строка –
По правилам сердечного излома
Смотрю в толпу. И кажутся знакомы
То взгляд, то вдох, то запах табака...

* * *

«...Это ли не сладко,
Писать в тетрадь, в несбыточных мечтах...»
А. Жестов

Пишу как придется... Подобно античным героям,
Классическим ритмом на шелковой желтой бумаге,
Ответа не чая, случайные взгляды встречая...
Паршивое время – куда там Итакам и Троям.
Кобыла-невеста везет дурака в колымаге
По берегу лета, минуя кусты молочая
И заросли мака... Бессонница. Осень. Разруха.
Порывшись в хлеву, набираю жемчужин на бусы
Умела б молчать – так и вовсе бы разбогатела.
Но воет с экрана чужая и злая старуха.
Ты помнишь – у Галича: «...Мальчики были безусы...»
Движение пальца – и плоть превращается в тело.
Война. От порога до серого взгляда соседа.
С газетных клочков, из шагов патруля в переулке.
Командуют «Стройся!», но сколько еще до парада?
Строка новостей бьет по нервам вернее кастета.
Париж стоит мессы. А время – расписанной пульки.
Ты в городе Н. И, впервые, я этому рада.
Так просто писать, грызть безропотный фильтр сигареты,
Сплетая слова, вразумительно ежась от страха...
Мол, в звуке часов слышно тиканье будущей мины.
...И тысяча тысяч шагов от тебя до портрета.
Мне ближе, чем кожа, сегодня чужая рубаха.
А наш разговор – переписка угля и камина.
Но хватит... Бог даст – доживем или перезимуем.
Доверим картошку мешку, огорченья бумаге.
Пора на покой. Простыня как судьба полосата.
Ты знаешь, как сладко писать, не ища адресата...
А где-то трясется дурак на своей колымаге,
Честя, на чем свет покосился, кобылу хромую.

* * *

Война за вонью, бред за братом,
За кровом кровь, вода за льдом
Так между небом и набатом
Кочует шут из дома в дом.
Вокруг враги, венки, вериги,
Дороги редкие горьки,
Громки приветственные крики,
Робки рябины у реки...
Ступай себе, как пес за паствой,
Не вышел шилом – бей челом.
Взамен занюханного «Здравствуй»
Шестиугольное «Шалом».
Груба к рабам Гиперборея –
Швыряет прочь, не раздавив,
Не разобрав – жида? еврея?
В обитель лета, Тель-Авив.
Уроду родина не рада.
Шипит паук в тени тенет:
– Зря родом был из Ленинграда –
Его теперь на карте нет!
Знай свой шесток в шестой палате.
Не путай спьяну быль с бельем.
Сполна паленой плотью платит
Дурак в отечестве своем.
Читай следы, следи за верой,
Хвостом единым жив кобель...
Горит звезда и город серый
Не спит, качая колыбель.

* * *

"Я непристоен? Нет, я непреложен!"
. Жестов

Непросто прорасти слова насквозь,
С границами души соприкасаясь,
Когда ладони вместе, судьбы врозь.
Когда следы читаешь, опасаясь
Остаться не при ложе – при ноже,
Давить на жэ, мажоров развлекая.
Шагнуть под дождь с душою неглиже,
Связать себя с каретой вместо Кая.
Ты неприкаян. Герда так горда,
Что третий год идет искать налево.
Залог непогрешимого труда
Оставит Ледяная Королева.
У Города долгов – как голубей,
Остынь, кому ты нужен нераспятый
На паперти вокзала Всех Скорбей
Болтаешься оторванной заплатой.
Не заплатив, не скатишься с ума.
Дорожная сума небес дороже.
Забудь любовь! Тогда она сама
Придет согреть твое пустое ложе.
Ты непреложен – значит не при лжи...

* * *

Рассвет за дверью, муха на окне,
Уха в кастрюле скисла, люли-люли...
Обжегшись вдрызг на скомканном блине,
Я доверяю жалобы луне,
Сверяю числа – сколько лет в июле?
Сочувственно луна зевает мне.

По стенам – тени, белый свет слепит...
Из снега что ли дурочку слепить?
Да кто же мне одолжит снегу летом,
Не повторив сочувственно при этом:
“Поэтам подобает меньше пить...”

По нитке с миру – голому петля.
Финита, бля, и град рукоплесканий.
Игра сезона – скачки на граблях.
Я заперта в любви, как хуй в стакане!
Разбейте, кто-нибудь, забавы для...

***

Тесно в теле, стыло в склепе, душно в башне гашиша.
Мех метели, детский лепет... Отдышись, моя душа.
Ветер вьется, волки воют, волей вольница пьяна.
Не поется и не стоит пачкать небыль полотна.
Руки-крюки, крик короткий не надышишься за час –
Свист упругий, поле плетки, получи от палача!
Плачь о чуде, жди ожога, на дорогу не смотри!
Бляди люди, боль от Бога, птица синяя внутри
Бесом бьется, просто просит скинуть тело и лететь...
Не дается! Песья проседь... Сам себя запутал в сеть.
Был когда-то, бил набатом, рассыпался сотней стрел,
Был крылатым, стал горбатым, до угольев догорел,
Сиднем сроки, тварь в тулупе, отсидел за пять углов!
Две дороги... В труппу трупов. В колыбель колоколов.
В медь разбиться, звоном взвиться или илом в луже гнить
Рвись, страница! Пой же, птица! Ариадна, дай мне нить!

В РИТМЕ ДЖАЗА

Рельсы, колеса, набат колокольчика...
Рожи на стуже попробуй, покорчи-ка!
Спит в рюкзаке книжка Януша Корчака.
Выбор дверей – up to you.
Сумма сумятицы, времечко смутное.
Чтобы сберечь достояние скудное,
В дом заведи одеяло лоскутное –
Пусть обеспечит уют.

Пили не чай, потому и не чаяли,
Как обручились, жалея, скучая ли.
Случай за случай – и взгляды отчалили –
Шелковый Путь по пути.
Портя портреты потеками памяти,
Просим тепла, будто грошик на паперти.
Снег на губах не успеет растаять и
Время – от двух до пяти.

Черный проспится, седой перебесится,
Мальчик ладошкой достанет до месяца...
Зябкий подъезд, запотелая лестница,
Серый рассветный зевок.
Точка в лирических многоугольниках,
Боль от балды, болтовня о покойниках...
Сонный троллейбус застоплю в Сокольниках –
Тару для старых тревог.

Утренний город за окнами тянется,
Гасит фонарики, солью румянится.
Было ли, не было – что нам останется?
Клочья оборванных фраз...
Дым коромыслом – до звона, до копоти,
Шелковый Путь, по которому топать и
Джаз в переполненной радостью комнате,
Добрый, стареющий джаз.

* * *

За окнами ни дождь ни снег – мокреть,
Поземка уползающего года...
По сторонам не стоит и смотреть.
Внутри себя ни выхода ни входа.

Тоска. Бессилье хрупких сигарет –
Пшик в снег бычок – и ни огня ни дыма.
Нарезан хлеб ажурно, чай согрет,
Все хорошо... А жизнь проходит мимо.

На южном море бриз или пассат,
На северном – безветрие и холод.
Разбился самолет, разбили сад,
Построили дворец, бомбили город.

Какой-то парус бродит одинок,
Какую-то красотку сперли греки...
Одним несут букет другим венок,
А третьим – за грехи да на орехи.

Кругами на воде – переполох,
Мети хвостом, чужая кошка-мурка!
Поспешность хороша при ловле блох,
Прогулка – в ореоле Петербурга.

По стоптанным до блеска мостовым
Стучат копыта – это ли не чудо –
Что камень воцарился над живым...
А дома грязь, посуда и простуда.

Глядишь и забредет случайный гость,
Потом весна, от инея до мая...
Что толку выть, расплескивая злость?
Судьба моя давно глухонемая.

Дите б живое родилось...

* * *

Он шел сквозь дождь, он мок до слез,
Он слеп от желтых фонарей.
Январь вокруг скакал, как пес
У вечно запертых дверей.
Гудели нервы проводов,
Машины мчались по шоссе,
Везли плоды своих трудов
В дома, где все живут как все
А он плевал на мир с трудом -
Возни на жизнь, а толку чуть.
Он нес любимой в нежный дом
Еще горящую свечу.
Пускай на день, пускай на час,
С тоски, со зла, от фонаря,
Но раз зажженная свеча
Не смеет выгореть зазря!
Что толку тлеть покой храня,
Забыв грехи идти на суд?
И нет прекраснее огня,
Чем тот, что даром в дом несут.
...А ты сидела в стороне
От оснований и причин
И наблюдала, как в окне
Играет свет чужой свечи...

* * *

На сцене блеск и мишура, идет роскошная игра, и зрители в азарте
Следят, как движется рука очередного игрока простых актерских партий.
Ромео юн, Ромео пьян, не портит ни один изъян влюбленного героя.
Джульетта манит красотой и кажется почти святой, вся в белом шелке, стоя
У черной рампы на краю, и голос ангелом в раю взлетает на галерку:
«Я за любимым двинусь вслед на сотню лиг, на сотню лет...» Как трогательно горько.
Ликует публика, и шквал оваций Вас очаровал... Актеры и актрисы -
Почти что боги, разве нет? Но мой единственный совет – ни шагу за кулисы.
Гримерка. Лампочка в углу. Огрызок груши на полу. Початая бутылка.
На стуле вянет белый шелк, под стулом – ах! – ночной горшок... Красавица, что пылко
Твердила страстный монолог, уныло штопает чулок... Тупая боль в затылке
Изводит. Палец уколов, она бормочет пару слов, к стеснению не склонна...
Боится в зеркало взглянуть – расплылся стан, обвисла грудь. Вот это примадонна.
А вот Ромео весь в огне – прижал к заплеванной стене кудрявую хористку
И, от... любви... не чуя ног, твердит, что болен, одинок, уже не склонен к риску,
И потому, идя ко дну, он ищет верную жену, а не худую ссору...
Смешон и жалок старый шут! Ну а теперь, я вас прошу, вернемся к режиссеру...
Он пьет один на брудершафт с трюмо расколотым. В ушах звенят скупые фразы:
«...Спектакль вышел на ура – немного хуже, чем вчера. Уже четыре раза
Я слышал этот монолог. А стиль высок, как потолок в провинциальном зале.
Вы не бездарны, но увы не прыгнуть выше головы...» Так зрители сказали.
Жену весной увел корнет. Три дня, как в кассе денег нет. Вокруг чужие лица.
И режиссер наедине с собой купается в вине, мечтая застрелиться...
Для Вас, мой друг, из-за колонн выходит труппа на поклон – к цветам и дифирамбам...
Для нас – работа из работ. Горьки и скудны хлеб и пот... Опять к барьеру рампы
Нас вызывают, и на бис мы исполняем ваш каприз. А в зале львы и лисы.
Монокли взглядов, шелест рук. Останьтесь в кресле, милый друг. Ни шагу – за кулисы!