Олег ГОРШКОВ

Новогодний цикл и прочая всячинка

НОВОГОДНИЙ ТРИПТИХ

1.

Был Новый Год… Домашние настойки,
Закушав кто сухариком, кто сушкой,
В своих домах ложились спать старушки,
Но остальные, кто пока был стойкий,
Веселый совершали променад
С петардами, хлопушками, свечами,
Шутихами. И радостно кричали,
И прославляли ночь и снегопад.
Был Новый Год… Иллюзия надежд.
Иллюзия иллюзии от водки,
А снегопад был сказочен и кроток,
Как будто бы какой-нибудь Главреж
Небесного Театра так задумал
Акт ночи новогодней в этот раз,
Чтоб, в самом деле, кто-нибудь из нас
В суму надежд собрал на счастье сумму.
Был Новый Год… Хрипели “Поворот”
Мои друзья, почти срывая струны
На набережной. Я был пьяный, юный
И верил – волшебство произойдет.
И ты явилась, как судьбы посланник,
Чтобы свалить с души последний камень,
А я тебя забрасывал снежками
И как в “Рено” звал сесть с собою в сани.
Был Новый Год… И незнакомых чувств
Кольцо сжимало сердце до предела
И чудо, словом тихим и несмелым,
Тогда ко мне с твоих спорхнуло уст…

2.

“И чудо, словом тихим и несмелым,
Тогда ко мне с твоих спорхнуло уст”.
Ты это помнишь? Нынче та же ночь.
И тот же снег на набережной темной.
Гулять под снегом, Боже, что за дело,
Как сумасшедшим или же бездомным?
Плесни шампанского, бокал почти что пуст,
И вместе будем гнать печали прочь.
Сегодня наш четвертый Новый Год.
Нет волшебства, но нежности в достатке,
Лишь только сердце бьется чуть ровней,
Да все слова слега потяжелели
И некому исполнить “Поворот”,
Из “ящика” какой-то голос сладкий
Выводит вновь бессмысленные трели,
Как гимны бестолковых наших дней.
Сегодня наш четвертый Новый Год,
И времени тяжелый вечный жернов
Промалывает в серую муку
Года и чувств безумные порывы,
И нету в этом спринте перерыва,
Чтоб тайное попробовать на вкус,
И мы твердим с фальшивинкой, задорно
Тост о любви, что вечно не пройдет…
Четвертый наш, привычный Новый Год.

3.

И мы твердим: любовь уж не пройдет!
Страсть не пройдет! Нет нежностям и слюням!
Какой неромантичный Новый Год,
Что там еще зависит от погод?
Лишь травматизм – на улице то лед,
Смотри, алкаш, упал и не встает,
Но песню свою, все-таки, поет,
Про новый там какой-то поворот.
Я в прошлой жизни пел её. Вот Бунин.
Вот “Темные аллеи”. Почитай
И вырази мне сущность в поцелуе.
Бокал вина наполнен через край.
Последний раз в любовь со мной сыграй
И жги огонь бенгальский, вспоминай
Про Новый Год, когда был в сердце май,
Когда в санях катались, пили чай
И волшебством считали сгоряча
Иллюзию, иллюзию простую…

Послесловие

А за окном все также сыпал снег.
И девочка опять садилась в сани,
И души сопрягались с небесами
У двух, плененных сказкой, человек.

ПРЕДНОВОГОДНЕЕ

Всё с большей грустью провожаю
Года, что в ритме ча-ча-ча
Мгновенно тают сгоряча.
Осталось выпить, помолчать.
Вино какого урожая
Ты ставишь, милая, на стол?
Осадок есть, а хмель прошёл.
Есть песня, а мотива нет,
Есть небо, но оно беззвездно.
Ночь–танцовщица виртуозна,
А мы её кордебалет.
Сомлел в свечах от жара воск,
Прерву свой новогодний тост
На полуслове-полувздохе,
В словах от мыслей только крохи,
А вздох лишь слабый отзвук чувств,
Молчи, любимая, так надо,
Под тихий шорох снегопада
Мешая вместе грусть и радость
От выпитого. Кубок пуст…

КОЛЫБЕЛЬНАЯ

Спи, быстроногое, чадо.
День снова сошел на нет.
Не стоит вздыхать, не надо,
Сны сказочны в восемь лет.

Спи, тоненькая, курносая.
Спи в теплых руках отца.
Учусь на твоих вопросах
Пожизненно, без конца.

И к жизни всегда возрождаюсь
Под твой лучезарный смех,
Наивным как ты стараюсь
Быть в жизни, да тяжек грех.

За тучами, облаками,
За краешком этого дня,
Я буду таким, покамест
Ты спишь и любишь меня.

Баловень кареокий,
Мне мир не грозит ничем,
Пока ты сейчас глубоко
Спишь на моем плече.

* * *

Отложим нотные листы,
Долой бумагу писчую!
Передохнем же у черты
Магических двух тысяч.
Как четки вновь переберем
Извечные святыни:
Мы любим, крестимся и пьем,
И жаждем кровь поныне.
В нас в каждом маленький тиран,
И раб природной лени,
Да глупости. На что ж нам дан
Торжественный милленниум?
Чтоб сызнова опять начать,
С очередной Голгофы?
Пройдет, игрушками бренча,
Двухтысячный и пофиг.

Рассыплет декораций хлам,
Запустит все петарды,
Споют о чем-то вечном нам,
Но бесполезном, барды,
И снова будет колкий снег
Бить в сумрачные лица,
И будет Богочеловек
Опять за нас молиться…

* * *

Расслаблена душа – воздушный шар
С не накрепко завязанною нитью.
Как он теряет воздух, не спеша,
Пуская ветер будничных событий.

О, как легко, вздымает ветер дни.
Они летят листвой осенней сада.
Так кажется. Но все-таки они
Ничтожной пылью времени осядут.

Расслаблена душа, почти что спит,
Но видит сны, где всё вокруг кружится.
Ей чудится, она сама кружит,
Поёт и плачет, в окна бьётся птицей.

Но будет миг, и ёжась, и дрожа,
Она очнувшись, вдруг, воспримет с жаром
Суть истины на кончике ножа,
Приставленного к хрупкой коже шара.

* * *

Сон нейдет. Осталась лишь она –
Тишина, вместившая все звуки.
Божеством нездешним, многоруким
Каждая затронута струна.
И зайдется сердце, захлестнувшись
Этой полнозвучною волной.
И не спав, но словно бы проснувшись,
Защемит докучливой, земной
Болью, что приходит без причины
С листопадом, с моросью дождя,
И перо беспомощное чинишь,
Ноты записать, чтоб, погодя,
Жечь листы и править партитуру
Вновь по камертону тишины,
И под утро выпить, как микстуру
Ничего не значащие сны…

* * *

А, все-таки, есть земли –
Земли обетованные,
Где голосу вышнему внемлют
И лечат душевные раны,
Где верят еще простодушно
Вслух изреченному слову
И делятся медной полушкой,
Хлебом своим и кровом,
Где спорят в старых кофейнях
О видах на урожай,
Читают вагантов и Гейне,
Молитвенно руки сложа,
Где любят любить, где знают
Тайны воркующих птиц,
Где розы к столу срезают
Без боли и рукавиц.
Вот так я всегда ступаю
По краешку этих земель.
Судьба – старуха слепая
Зовет и зовет отсель…

* * *

Стань внятным миру, каждой его капле,
Песчинке каждой, ветке, лепестку,
Их бесконечностям, в тебя вселенным, как бы,
На краткий миг, а я – глупец Лукулл,
Но лишь без чести воинской, всё в играх
С Фортуной и собой пытаюсь жить.
Воды своей священной – Aqua Virgo,
Мне пересохшим ртом не пригубить.
Пирую я, прогнавши прочь весталок,
Пленившись амальгамою затей
В висках моих погибельное жало,
Соблазна грех и тысяча страстей.
И льется пенный сок нектаром новым,
Процежен, чист, изыскан он на вкус.
И только не процеженное слово
Не вылетает, падает из уст.
Ступай по миру, мира раб невнятный,
Проспавший миг себя чуть-чуть познать,
Чтоб выразить себя. Твой путь попятный
Ведет не в никуда, тебе ль не знать…

* * *

Боль проходит.
Память остается –
Странного старьёвщика чердак.
Пыль на чердаке клубами вьется.
Для кого хранишь свой хлам, дурак?
Много ли мне радости и проку
Доставать из ветхих сундуков
Скрюченную мумию сороки,
Что когда-то был принять готов
Я за птицу синюю, за сказку,
За большого в небе журавля?
Молодость – магическая пляска
Босиком по стеклам и углям.
Не срывай с картин своих
Сермяжных,
грубого покроя, покрывал.
Я по этой женщине однажды
Отпылал, отплакал, отстрадал.
На портрете потускнели краски
И уже разводы по полям.
Что, любовь? Магическая пляска
Босиком по стеклам и углям.
Не проси старьевщик задержаться
Мне мои стихи читая вслух.
Я их сжег и это, может статься,
Была чья-то лучшая из служб.
Пистолет был непослушно ласков,
Дав тогда осечку эту, бля.
Что стихи? Магическая пляска
Босиком по стеклам и углям…

* * *

Кому нужны стихи в аду стихий,
Когда мчит тройка в бездну катастрофы,
Все эти рифмы странные и строфы,
Что как ни выстрой, – все одно плохи,
Когда почти что каждый новый миг,
Как вор к тебе крадется безучастный,
Чтобы прибрать последний скарб несчастных –
Надежду, что блуждает меж людьми?
Кому он нужен, призрачный венок,
Сплетенный чувством умершим, сонетов?
На стол и гроб не положить мне эту
Диковину высокопарных строк.
Кому нужны стихи? Быть может лишь
Придуркам и романтикам с Арбата,
И то лишь, если чуть пьяны ребята
От пива и капели первой с крыш,
Да может быть базарному шуту
С гармошкой и со шляпою для меди,
Последней бляди и последней леди,
Да как и я бездомному коту,
Не знавшему и запаха ухи…
Кому теперь еще нужны стихи?

* * *

Какая блажь – искать разгадку Вечности
И прятать в воду мутную концы,
Пригрезившейся спьяну бесконечности.
О, вечная иллюзия! О, цирк!
Дай Бог нам разгадать хоть малость мелочи
Под этою туманною луной,
Но ведь у нас любой бродяга – стрелочник,
Что мучится вселенскою виной
На перегонах Времени, меняя
Его движенье чуть ли не до вспять...
Дай Бог, луну над нами проясняя,
Нам хоть себя немножечко понять.

* * *

Я летел по лыжне бесконечной
Неприметной дробинкой картечи.
Что, волчица? Что хищная страсть –
Нынче замертво можешь пасть?

В этой белой морозной пустыне
С губ сошел даже привкус полыни.
Ветер свеж и заборист, и сладок,
Что волчица – теперь не рада?