Игорь ПЕТРОВ

из архивов журнала ЛИМБ

* * *

-1-

Мне скучно, бес. Мне скучно без тебя.
Но и с тобой мне бесконечно скучно.
Что толку, книжку судеб теребя,
считать шаги во мраке равнодушном,
желать любви среди кувшинных рыл,
чтоб, выйдя перед смертью нА свет божий,
понять, что пара выщипанных крыл
была той самой неподъёмной ношей,
которой ради я продал чуть-чуть
себя. Но на панели незамечен,
я облегчённо пробую вздохнуть,
да нечем.

-2-

Ты, бес, толков, а мне уже пора
учить латынь и бить врага терпеньем
с учётом явной склонности пера
к естественному, впрочем, отупенью.
Пора менять стихи на вялый флирт,
блудить в трёх соснах в поисках Лукреций,
и наблюдая, как сгорает спирт
в моей душе, закусывать и греться.
И в этой битве страсти и мошны
с лицом, натёртым до потери блеска,
я мог бы стать великим и смешным,
да не с кем.

* * *

Ты казался дождём, забывая меня под зонтом,
ты считался вождём, кровоточа в отрубленных строфах.
Понимаешь ли ты, что довольно стать первым Христом,
чтоб другие христы появились на разных голгофах?

Ты смеялся, в поту отбиваясь от нежной зимы,
что причина и следствие мазаны этим же мирром.
Но сумеешь ли ты объяснить дуновенье чумы
подходящим по времени и по окрестностям пиром?

И давно на крестах те, кого ты пытался спасать,
называя себя Нострадамусом и Робин Гудом.
Понимаешь ли ты, что привыкшим всегда воскресать
только вечная смерть подсознательно кажется чудом?

Трудно бредить весной, если лужи уже зацвели,
ты на пасху горел, а на майские праздновал труса.
Но сумеешь ли ты оторвать этот груз от земли
или, что вероятнее, землю от этого груза?

* * *

Почему эта жизнь? Почему не мансарда в Зарайске?
Два на три, стол, стул, шкаф и оскрипший диван
И соседка-вдова в гости бегает с яблочком райским,
а когда ей нельзя, самогонку несёт корефан.
В близлежащих прудах часто ловится окунь копчёный,
вон окно в исполкоме недавно разбил паралич.
И судьбою людей управляют не белый и чёрный,
а Маруська с продмага и мент Афанасий Лукич.

Почему этот мир? Почему не полмесяца гонки
за каким-нибудь счастьем и гробом на сотой версте?
Разбегается дождь и взрываются бензоколонки.
И наёмный убийца, как бантик, висит на хвосте.
Продырявлены шины. Руль крутится только направо.
И осиновый кол еженощно вонзается в грудь.
Но я знаю, что нет ни морали, ни чести, ни славы,
только я и дорога, и счастье какое-нибудь.

Почему этот крест? Почему не дурадские муки:
пост над вечным огнем? Почему мне пристало играть
с невидимками в прятки, а потом с василисками в жмурки,
и слюнявя стило, заносить впечатленья в тетрадь?
Быть любезным народу, особенно с пьяными, тем ли,
что по праздникам дул в эти рваные в кровь паруса,
и был выше того, кто воткнул свою голову в землю,
и был ниже того, кто задрал её на небеса.