САП-СА-ДЭ

из архивов журнала ЛИМБ

ЦИКАДА

Все растает, что растаяло,
Все уйдет, все потеряется,
Только мы одни останемся,
Не уйдем, не потеряемся.

Лето целое, бездонное,
Пели песенки бессонные,
Осень – и на листьях глянцевых
Занимаемся мы танцами.

ГОРОД ЧЕРВЕЙ

1.

Неслышно скрипнули столетья.
Ламарка шаг. Паучий визг.
Я заучил тоску бессмертья
И боль безумья – мой язык.

Твой сад, он новым червем болен,
О, Кесарь Кольчатых Червей!
Но ты... Ты чем-то недоволен
В прекрасном городе людей?

Ламарка шепот. Шум реки.
“О, червь, лети, пока ты волен,
Мы так слабы, мы – старики.
А я бессмертьем вашим болен.

О, город ящериц и крыс,
Дождей и прочих мокрых пятен,
Людей, летящих сверху вниз...”
Молчи, Ламарк, ты, видно, спятил!

Останься в вечности болот –
Болотным камнем, грязной тиной,
Молчи, пока душа поет,
Молчи, твоя душа – трясина.

Ламарк, ты в городе людей
И страшных улиц паутину
Ты, гений пламенных червей,
Изучишь точно гильотину.

Молчи, душа твоя – трясина!

Вот камень, россыпью веков
Он поведет сквозь груды улиц
Вас, полоумных стариков,
О, окровавленный безумец!

Бежать! Но в городе людей
Не то, что людям – камням тесно.
Один лишь выход: для червей
Там, под землей довольно места!

2.

Под серым, дождями пропахнувшим небом
Уйди, улети в эту вечность дождей –
Туда, и я знаю, что там-то ты не был –
В Элизиум томных и длинных червей.

Ты встретишь там правду, ты встретишь там счастье,
Но только Элизиум тает как сон,
И дальше, влекомый неведомой властью,
Пройдет сквозь века твой туманный вагон.

И город. Далекий, сияющий странник,
Ты снова вернешься в свой город людей,
Но ты не забудешь, прозрачный изгнанник,
Элизиум томных и длинных червей.

* * *

Я слышу Вас, я каждый день Вас слышу,
Почти как все, почти как Вы, как Вы...
Но каждый день все дальше и все выше,
Все тише, как весну, как шум травы...

Я помню Вас, я каждый день Вас помню,
Но память много дальше, чем весна,
Чем тает ночь на тающей ладони,
Чем через сон проходит тишина.

Но, помните, там небо было выше,
Там только свет, но разве в двух словах
Мне объяснить, как каждый день я слышу
Не только Вас, но даже каждый шаг

И каждый взгляд Ваш, брошенный случайно,
Впервые, как и много лет назад,
Я слышу Вас, но это тоже тайна,
Как голос Ваш, как шепот Ваш, как взгляд.

И через ночь, а если приглядеться,
А если вспомнить – через каждый день,
Я слышу стук небьющегося сердца,
Я слышу шаг Ваш, вижу Вашу тень.

Не времени придумывать разлуки,
Когда уже не может быть «вдвойне»,
Но я запомнил Вас, Ваш голос, руки,
Предчувствие любви и радость муки,
И вечность, и бесстрастность вечной скуки,
И голос Ваш, подобный тишине.

СОНЕТ

Будь славен и будь проклят на века,
Поэт изменник, бард наполовину,
Недрогнувшая, дрогнет ли рука,
При звуках песни, не любовью – дымом,

Гармония лишь в мощи кулака,
А не в молитвах, слышных только сыну,
И не в мечте, пески – и те остынут,
Пока ты будешь строить из песка.

Так славься, бард, за то, что изувечил
Слова больные песне вопреки,
За то, что ночь назвал случайно вечность.

Будь проклят, бард, за то, что гладь реки
Возьмет тебя уныло и беспечно,
Но возвратит твои черновики.

К.Н.БАТЮШКОВ
ГОД 1852 ПО РОЖДЕСТВУ ХРИСТОВУ

Царицы, царствуйте, и ты, императрица!
Не царствуйте цари, я сам на Пинде царь!..
Батюшков “Подражание Горацию”

Выудил муху из чернильницы,
Обмакнул гусиное перо,
Приступил к описанию
Обстоятельств дел в провинции.
Отчасти для потомков,
Отчасти по просьбе генерал-губернатора.

Не писалось,
Потому что весь июль –
Жара и скука, речка пересохла,
В лесу – душно, зверье попряталось,
Околела любимая собака,
Заметил в зеленом сукне на столе
Большую дыру.
Видать, свечей прожгли.

В чернильнице опять плавает муха.
Пока воевал с ней,
пришла пора обедать.

Есть не хотелось, лег спать.
Лег и приснилось,
Что письмо генерал-губернатору
Уже недели две как написано,
Но до сих пор не отправлено.

Проснулся. Перекрестился.
Перевернулся на другой бок.
Перевернулся и приснилось,
Что письмо генерал-губернатору
Уже недели две как написано
И тогда же отправлено,
Что за лето подготовлена
Книга од и элегий
И небольшой томик прозы.
И продавец, и издатель уже найдены,
Осталось только подобрать
Эпиграф из Монтаня.

Проснулся вдохновленный,
Был несколько расстроен тем,
Что ни книга од и элегий,
Ни небольшой томик прозы
Не подготовлены,
Черновики разбросаны,
Рукописи в беспорядке,
Мысли вразброд,
Монтаня дал почитать соседу
Два года назад,
А вернул он его или нет –
Поди проверь.

Но вдохновенье не пропало.
Сел. Открыл собранье стихов Державина.
Переписал красивым почерком “Памятник”
(Кое-где подправив),
Запечатал в конверт
И отправил генерал-губернатору.

ВИДЕНИЕ СЛЕПОГО ГОМЕРА

Урожай золотых камней
Для троянских стен и дверей,

Для троянских окон и луж
Урожай перезревших груш.

Ниоткуда идет волна
По морям, где печаль одна,

Где не то, чтобы явь и сон,
Запах тины, людей, имен,

Заурядных, забытых в срок,
Камни, город, любой песок.

– Покорил ли ты город Зла?
– Покорил, только радость ушла,

Только ветер в пустыне дней
Был в тот вечер еще сильней,

Только голос был: “Все прошло,
Зло есть благо, а благо – зло,

Но за морем сто тысяч дверей,
Как найдет свою Одиссей?

Оставайся, брат, клином клин
Для героев, сильных мужчин,

Здесь светла даже пыль веков,
Стук шагов – и каких шагов!

Оставайся, там все одно,
Зной полуденный, полотно,

Нитка Парок без узелка,
лишь один где-то был – тоска.

Или память? Святая жизнь!
Оставайся, остановись!

Зло есть благо, а благо – зло,
Было все, только все прошло...”

___________________________

Ты пропал, ты погиб, Одиссей,
Все прошло, только время сильней

Бородатых твоих богов,
Ты пропал, вязь безгласных слов

Расплети – только пыль имен,
Ты погиб, слишком долог сон,

Время двинулось вскользь и вспять,
И одно остается – ждать,

Ждать и помнить, чтоб наконец
Спел, что видел, слепой певец:

“Урожай золотых камней
Для троянских стен и дверей,

Урожай перезревших груш
Для троянских окон и луж.

Ниоткуда встает волна,
Никуда не придет она...”