Леонид ЦВЕТКОВ

из архивов журнала ЛИМБ

* * *

Весна! И тучи небу велики.
Фасон не тот, и цвет такой унылый.
Но вот их ветер сдернет, как портки,
И вытащит бессовестно светило.

Ах, ветер-вертопрах! Он как в вертеп
Врывается и вертится при встречах.
И вздохи глубоки, как декольте,
Да только содержимого полегче.

Весна со снега, кажется весь день,
Как с молока почти, снимает пенки.
Березы демонстрируют везде
Свои незагорелые коленки.

Душа поет, как старый задний мост
Машины, знать искать замену скоро.
И вспомню, что идет Великий Пост,
И у поста ГАИ снижаю скорость.

* * *

Тихо и томно вздохнул небосвод.
На старте осеннего дня
Снег белыми сделал первый ход,
Черную клетку заняв.

Он молод, но бледен, чуть нездоров,
И с ним с улыбкой борясь,
Пожертвовав сразу частью дворов,
Гамбит разыграла грязь.

От холода ногу поджав одну,
Стыдясь прихода зари,
Болея за снег, не сдавались сну
Лобастые фонари.

Под аплодисменты дверей и ног,
Которых исход бесил,
Дворник пытался свести итог
К радости чёрных сил.

Фигуры прохожих в игру включив,
Не сомневаясь ничуть,
Рассвет прояснил всё или почти,
Провозгласив ничью!

* * *

Вечер мается бездомный,
Вместо ветра с места сдул.
Если в кресле неудобно,
То, наверно, это стул.

Бьют часы. Я бью баклуши
Битый час. А смысл таков:
Быть избитым к ночи лучше –
Все не видно синяков.

Зажую кусочком страсти
Запах мрачных мыслей, ведь
Как оргазм мелькнуло счастье –
А и стоило потеть?

Шел в народ, а вышел в люди.
Все толпятся и галдят.
Пусть они меня не любят –
Может, любят не меня.

Выпью, все полегче станет,
Как карману без монет.
Если нет вина в стакане,
Значит истина – во мне.

И осталась половинка
То ли года, то ли дня.
Если выпил на поминках,
То хоронят не меня.

Свет в квартире отключили,
Денег нет, и кран течет.
Если жизнь не получилась,
То попробую еще.

* * *

Вот, смотри, какая местность
Расстилается окрест,
То ль одно большое место,
То ли много разных мест.

Вместе с тем (а с тем ли вместе?)
Место занято порой.
Вот уж не осталось места
Меж плодом и кожурой.

Меж субботой и субботой
Не поместится покой,
Ежели забился кто-то
Между телом и душой.

Липнет плоть плотнее платья,
Нет спасения в ином.
Разве разместится счастье
Меж бокалом и вином?

Места нет, но все же снова
Влезу чувством и умом
Меж понятием и словом,
Между словом и стихом.

Стисну строчки ритмом вальса,
Не оставив ни одной.
Вот уж разместились пальцы
Между звуком и струной.

* * *

Февраль. Мы чаще дома. И дома
Телами и дыханием расперло.
Веревки вьет метелями зима,
Затягивая собственное горло.

Прожорлив день и здорово подрос,
Знать корм в коня, хотя ночами, вроде,
Жует, хрустя, калории мороз,
Стесняясь днем при всем честном народе.

( Зимою русскою гордится наш народ.
Но чуть мороз – в дома забьется робкий,
Примерно так гордится углерод
Алмаза кристаллической решеткой. )

Давайте подведем зиме итог,
Не выходя из собственного дома,
Где вместе с кипятком резвится ток,
Хотя, конечно, по закону Ома,

А к февралю пройдемся на балкон,
Где с фонарем, склонившимся в поклоне,
Давя на психику, стоит антициклон,
И всем – "до лампочки", как до антициклона.

* * *

Жизнь меняет гам на шум,
Год легко, как чашка, бьется,
Время не идет на ум
И в уме не остается.

Снег блестит. В окне зима.
Ну, а я в словах по пояс.
То ли это блеск ума,
То ли просто чей-то отблеск.

Тьма уменья. А во тьме
Вместо мастера – салага .
Все ли сложено в уме,
Что ложится на бумагу?

Где тюрьма и что – сума
Разберусь еще не скоро.
Все ли горе – от ума,
И откуда ум у горя?

И в любовной кутерьме,
Где тела меняют лица,
Пишем два, а что в уме?
Ну, конечно, единица!

Разошлись. "Она сама", –
Говорю. А где же был сам?
Не от чувства – без ума,
Был безумен, что влюбился.

Головы забитый трюм
Тянет. Еле держит шея.
То ль умеет думать ум,
То ли делать вид умеет?

...И меняем, как костюм,
Год. При смене декораций
Та же жизнь идет на ум,
А куда же ей деваться?

* * *

Худой и длинный сон
С утра с кровати рухнул,
И каждый звук как слон,
Что наступил на ухо.

И солнце – желтый ком –
С размаху, что есть силы
Как будто кулаком
По морде, засветило.

У зеркала зари
Наводит лоск природа,
Щетину ночи сбрив,
Как лезвием – восходом.

Свет – этот мрак, на нуль
Сведенный, – тем не менее,
Все это подчеркнул
Почти что каждой тенью.

День влез в окошко, ведь
Закрыта дверь, и вот он
Все крестится на свет
Оконным переплетом.

И я уже готов
С утра начать движенье,
По стрелкам у часов
Узнаю направленье.

* * *

Спать ночами – ума не надо.
Я не сплю. Наблюдаю, как
Чернокожим курчавым мавром
Тянет руки ревнивый мрак.

Поначалу – почти не звука,
Непонятно еще, о чем
Тихо шамкает ночь – старуха
За окошком беззубым ртом.

Время – этот всемирный лабух –
На минуту берет антракт,
И часов минутную слабость
Омрачает и давит мрак.

Пахнет только духовной пищей,
А готовить ее – кураж!
И встаешь, и чего-то ищешь.
Ах! Бумагу и карандаш.

Рифмовать – велика ль наука –
Знай, слова на листок вали.
Мысль течет, точно в течку сука,
А за ней стихи – кобели.

* * *

Не улыбка, а оскал,
Смех в насмешку. И в итоге
Неуютная тоска,
Беспричинная тревога.

Чую, чувства затаскав
По домам через пороги,
Поперек души – тоска,
А вдоль по сердцу – тревога.

Ветер, солнце, облака –
Вот и весь набор убогий.
Распогодилось – тоска,
Заненастилось – тревога.

Что-то – носишься – искать,
Да едва уносишь ноги.
Все сбывается – тоска,
Не сбывается – тревога.

Бросить все. Да вот пока
Не находится предлога...
И набросится тоска,
А отстанет – так тревога.

Робко топчется строка.
На бумаге-недотроге
Отражается тоска,
А присмотришься – тревога.

* * *

Мы в детстве знали все, что знать не надо,
Что надо, так и не узнали и
Весь мир воспринимаем как награду,
За то, что мы когда-то родились.

Набросились на жизнь, и ну бросаться
Словами да перчатками в лицо.
Коньки, что надевали мы в тринадцать,
Отбросим кто-то в семьдесят, кто – в сто.

Дошли до ручки мы, но не до сути
Вещей, хотя узнали по пути,
Чем шутит черт и чем же черт не шутит,
Но чем ему б хотелось пошутить.

Раскроем-ка бутылку, душу, крылья.
Открытия не те. А может быть,
Покроем все, на что глаза открыли
Нам в мире этом? Только нечем крыть...

* * *

Все началось, когда верхом
На крыши дождь с утра запрыгнул,
Загарцевал с окраин к рынку
И занял город целиком.

Добычу проглотив свою,
Он набивал желудок плотно,
А раз повышена кислотность,
То, стало быть, с изжогою.

К тому же, громом отрыгнув,
Он оказался каннибалом,
Поскольку и людей глотал он,
Слегка им головы пригнув.

Однако, вскорости остыл,
Когда задумался, как будто –
Играя в поддавки с желудком,
Всегда ли в выигрыше ты?

...И все закончилось на том,
Что, как бифштекс, дождем отбитый,
Осталась площадь, аппетитно
Лоснясь на солнце животом.

* * *

Март осторожничал, пока
Теплом беременна природа,
Но вот раскрылись облака,
И у весны отходят воды.

Рожать река, как пионер,
Готова, тужится украдкой,
А солнце – рыжий акушер –
Пытается ускорить схватки.

Зачатых в прошлом сентябре,
Но сразу совершеннолетних,
Рожают бабки во дворе
Двойняшек – домыслы и сплетни.

Хоть Время, скользкое как язь,
В руках, да ухватиться нечем.
Оно скользит и, нерестясь,
Икру минут под ноги мечет.

Натужны сумерки. Невмочь
И им рожать. И, скорчив мину,
Закат, выдавливая ночь,
Перегрызает пуповину.

Я тоже тужусь. То ль из-за
Чего-то, то ли шутки ради,
И стих родил, и, облизав,
Прижал его к груди тетради.

* * *

Не мыслей хор, скорее, – соло,
Где мысль, тонкая, как нить,
Что утро в позе дискобола
И хочет солнце запустить.

Ну, разошлась! А средь расхожих
Такую мысль не распознать,
Она на черную похожа,
Поскольку так мешает спать.

А вот и серая мыслишка,
Как мышка юркнет за буфет.
А может это мысль про мышку,
А мышки не было и нет?

Я мысленно из койки вылез,
При мысли, что узнаю суть.
О, мысль, глубокая, как вырез,
Ну, как в тебя не заглянуть.

Гоню дурные мысли силой,
От них всегда не по себе.
Ах, мысль, опять ты озарила,
Чего ж не спалось то тебе?

У мыслей в смысле вдохновенья
Нет разных задних мыслей. Пусть
Себе текут. Я в их течении
Попозже просто искупнусь.

О, мысль о пище! Это ты
Вспугнула прочих мыслей стаю,
Тебя по запаху узнаю,
По обаянью простоты.

На мысли сам себя ловлю,
Что мысль ловлю и, как ни странно,
Но с наслаждением давлю
Ее, как самку таракана.

* * *

Час ожидания в 60 строках.
Не время биться во время кризиса
Любовной темой о стены лбов,
Но стоит к мозгу любому приблизиться,
Как сразу почувствуешь – есть любовь!

Висит на шее и трет, как свитер,
А тут – веревкой, поскольку жду.
И час ожиданья до блеска вытерт
Наждачной бумагой ревнивых дум.

Не верю, что время ползет вперед,
Коль память все время пятится,
Что вдоль свободен и поперек,
Как вечер свободный в пятницу.

Разрою память. Событий клад я
Тащу из нее с надеждою,
Что вспомню, как складывал складки платья
И множил их с жадной нежностью.

Присуще каждому чувство меры,
Но это чувство – вне всяких мер.
Я чувствую – чувством полна атмосфера,
Из дыр озоновых лезет вверх.

Внутри я – то бог, то почти скотина,
Не бешеный тигр, так клопенок кроткий, –
То клетки, набравшиеся адреналина,
Скандаля, взрезают друг другу глотки.

Испачкал, касаясь всего подряд,
Свой взгляд я – менять пора.
Не брошу, а выброшу грязный взгляд
В помойную яму двора.

Весна обветшалую юбку снега
Задрала, себя демонстрируя,
И краской стыда сползает с неба
Закат, горизонтом кастрирован.

Кормлю ожиданием как на убой
Любовь. Жду погоды у моря.
А рядышком день, покончив собой,
Повис на веревке сумерек.

Куда б ты не шла – ко мне ли, к столу ли,
К нему ли...(К кому? Куда?!)
Ты кутаешь зябко мои поцелуи
В поджатых своих губах.

Как вышло, что я – силен и огромен,
Невзрачной такой попался?
Ты ж вся помещалась в мои ладони,
Всем телом прошла сквозь пальцы.

Звонок ли? Хватаю себя со стула.
Пот холоден, как купель!
А это весна сквозь зубы сосулек
Всего лишь цедит капель...

Себя не обманешь. Любая ложь
Стесняет – всегда приталена.
А чем, не знаю, еще собьешь
С горячего сердца окалину.

Возможно, вот так и сходят с ума,
Раз ум в невозможном виде.
Возможно ль меня оттащить от окна,
В котором тебя увидел!?

Час пробил. Часам полагается бить –
Такая у них конструкция.
Люблю! И по должности должен любить!
По всем должностным инструкциям!

* * *

Меня заграбастал мир. Пальцами дней
Мнет, гладит и перебирает,
Жизнь пробует мною, как первую, ей
Внушая, что будет вторая.

Вам это понятно, но все же не он,
А я в самом центре событий.
Мир мною притянут, он как электрон
Вокруг меня мчит по орбите.

Здесь не перебора. Я все перебрал,
Пускай, "перебрав", я не спорю.
Но струн переборы я не переврал,
В "очко", да, страдал перебором.

И век, что кончается, мой, а не чей,
Моим пониманьем проверенный,
В нем звякают дни мои связкой ключей
За поясом ключника-времени.

За спинами лет я почти полубог,
Хоть с вами болтлив да забавен –
Гнилой уже, редкий штакетник зубов
Не держит язык за зубами.

Мне только над прошлым неведома власть.
Зажат его плотною массой.
Ни выше подняться, ни ниже упасть,
Увы, мне уже не удастся.

Я памятью в прошлое тычусь, моля
Его изменить постоянству.
Так тычется круглою мордой Земля
В порожнее вымя пространства.

Я прошлым прикован к бумаге, и строк
Тяжелых звеню кандалами.
Мне будущим лишь продлевается срок,
Записанный между словами.

Вот так вот. Не каждому с прошлым везет.
Мое – хоть стегай хворостиной.
Рассвет, подметая пылиночки звезд,
Сор вынесет невыносимый.

Былое не трону. Пусть солнце на трон
Восходит, раз это уместно.
Но места себе не найдет электрон,
И мне не находится места...

* * *

Клева нет, а рыбам только б плясать.
Вечер хмур и, как и я, невезуч.
И махровым полотенцем леса
Вытирают спины мокрые туч.

Честь рыбацкая еще дорога.
Потерплю, авось ее сберегу.
Тут себя не берегут берега
И по пояс забредают в реку.

Пересяду, что затылок чесать.
Счастья нет, хоть знаю наверняка,
Что счастливую минуту в часах
Можно выловить и на червяка.

Мысли плавают, снуют, не сидят.
Им не надо и наживки из слов.
И на мысли сам поймаю себя,
Что, пожалуй, это тоже улов.

Как под юбку, под поверхность воды
Суну руку. Не пойму одного –
Вроде, влажно и тепло, а поди ж
Кроме сырости там нет ничего.

Можно плюнуть на червя, на крючок,
На судьбу – вода, мол, что за беда –
Кислород и водород – вот и все,
Что имеет за душою вода.

Кровоточит час секундами, и
Все же удочку смотает рука.
И, животик подобрав на мели,
Захохочет перекатом река...

То, что завтра, точно, будет восход,
Обещает, как обычно, закат.
Я то вынесу, конечно, но кот,
Как он выдержит? Наверно, никак.

* * *

Теченье, омутом завязано на бантик,
В заливы лазало зализывать следы.
Река текла. Воды чистейшей бриллианты
На ней висели, как молекулы воды.

Наш взгляд на воду был наивно-старомоден,
Мол, без нее – "и не туды и не сюды,"
Мол, для того круговорот воды в природе,
Чтоб солнце воду выжимало из воды.

А нам саженками сподручней воду мерить,
чем водомеркам, хоть их больше штук на сто,
А ветер волны все науськивал на берег
И тискал пухлые округлости кустов.

На женских прелестях отвар реки настоян,
А содержимое купальников тогда
Шаталось пуще, чем моральные устои,
Но что стояли не устои – не беда.

Мы выходили из реки, как из купели,
Как будто части окружающей среды,
А из воды на нас спокойные смотрели
Соседи-рыбы, в рот набравшие воды.

* * *

Жизнь – это когда в аппетит
Покушаешь, выспишься следом,
А нынче желудок бурчит
Да дуется мрачным соседом.

Возможно, кислотность не та,
А может быть дело в микробах, –
Съешь что-нибудь – и тошнота,
Не съешь – голод мучит утробу.

Он что-то задумал опять,
Ишь, недра свои беспокоит.
В любовь что ли вздумал играть
С двенадцатиперстной кишкою?

Тупой, а туда же – острить,
Что пища, мол, острая. Разве
Острит твой нахлебник-гастрит
Со стервой, язвительной язвой?

Мы это сейчас не в ладах,
А прежде все было иначе...
Я столько вложил в него. Ах,
Да что там! И нету отдачи.

Опять ты урчать! Погоди.
Вот зенки залью, да как слева...
Но что-то мешает всадить
Мне нож в это гнусное чрево.

А зенки залиты. И нет
Причин не закусывать, вроде.
...И зло усмехнулся сосед
на нижнем конце пищевода.

* * *

Вроде лето в июне юно,
Ан, присушит – и нет травы!
Ах, как выбрито небо июнем
До безоблачья, до синевы.

И с рожденья не стрижен ветер,
Непоседлив, лохмат, вихраст.
Он дитя, разве он в ответе?
Дождь подать бы. Да бог подаст.

Кто-то крестится, словно взятку
Предлагает, уж больно прост.
Зря лежит крестовой десяткой
Непобитой еще, погост.

Все растет в огороде. И рост цен
Нам понятен. В карман пустой
Мы цедим только солнце, солнце
Через мелкое сито кустов.

И вот уже вечер не спрятать,
Сколь хочешь растягивай тень.
И сумерки к стенке заката
Уже поставили день.

В прохладу, хотя не очень,
Но все же июнь завез.
И в черном неводе ночи
Забились рыбешки звезд.

Задрыгали буквы-стиляги,
Ноженками среди слов,
И сосет из ручки бумага
Как вампир голубую кровь.

Все ночью напилось допьяна,
А после – в окошко глянь –
Как будто зеленый утопленник
С рассветом всплыла земля!

* * *

Натерты льдом паркеты луж
Коварно встали вдоль дороги,
И день, тяжел и неуклюж,
Все время наступал на ноги.

Зима не выпускала карт,
Трясясь сдавала, как в аренду.
А в зеркала смотрелся март
С календарей и документов.

Но сорван банк! И холостым
Стрельнул мороз. Пахнуло прелью.
Весна замазала холсты
Пейзажей зимних акварелью.

И сворой псов на зов реки
Ручьи отчаянно рванулись,
Снимая с пропотевших улиц
Снегов дырявые носки!

* * *

Наемники не жаждали успеха.
В походах их под снегом и дождем
Держала грязь 17-го века
И деньги, что им выдадут потом.

И на привале у холодной печи,
Бинтуясь окровавленным платком,
Они молчали. И желтели свечи,
Как деньги, что им выдадут потом.

Неважно, что какого-то ландскнехта
Поручик разукрасил темляком.
Солдаты грелись, не согреет мех так,
Деньгами, что им выдадут потом.

Им снились женщины, не грязные- другие,
Целующие теплым влажным ртом,
Как кошельки, тяжелые тугие
С деньгами, что им выдадут потом.

Они в бою не славу и не счастье,
Ловили, кто спиной, кто животом,
А ядра, что так круглы и блестящи,
Как деньги, что им выдадут потом.

Зарыли их такие же солдаты,
Небрежно осенили их крестом.
И слышали они не звон лопаты –
Звон денег, что им выдадут потом.