СТРОФЫ О МУЖЕСТВЕ
|
|
Посвящаю Чэнь Тунфу
|
Я, захмелев, нагар со свечки снял,
Меч вынул — им любуюсь при огне.
Я слышу: где-то рог зовет меня,
И грезится шатер походный мне.
На сотни ли, куда ни кину взгляд,
Всем перед битвой мясо выдают.
А у заставы, лютне вторя в лад,
О храбрости и мужестве поют.
И вот уже войска осенним днем
Построились в порядке боевом.
Конь, как Дилу, конь-ветер подо мной,
Гремит, как гром, тугая тетива...
В бою исполню долг перед страной,
И пусть пройдет о подвиге молва!
Но отчего так грустно стало мне?
Я о своей подумал седине.
|
|
(Мелодия «Почжэнцзы»)
|
* * *
|
О том, что было у меня на душе,
когда я поднимался на башню
на горе Бэйгу, что в Цзинькоу.
|
Как мне найти Шэнчжоу,
Где, по какой примете?
С башни Бэйгу видны мне
Горы и реки вдали...
Сколько, о, сколько свершений
В дебрях тысячелетий!
Чредою — расцвет и гибель,
Словно прилив и отлив,
Словно Янцзы теченье,
Извечное,
Беспредельное,
Покоя ни на мгновенье.
Здесь, на юго-востоке,
В юные годы воин,
Отдыха в битвах не зная,
Властвовал над страной.
Из храбрецов Поднебесной
Тебя, Сунь Чжунмоу, достойны
Цао и Лю —
Им право
Сравниться с тобою дано.
Коль суждено судьбой
Сыну на свет родиться,
Можно сыном гордиться,
Если он схож с тобой!
|
|
(Мелодия «Наньсянцзы»)
|
* * *
|
Пишу на стене беседки
Чэньбяо в области Цзинькоу
|
К нам подвиг из мрака столетий
Нетленным доходит сквозь годы..
То труд был поистине тяжкий,
И страшными были невзгоды.
Но схлынули воды, и рыбы
Уплыли в морские глубины,
И люди вернулись обратно,
В обжитые ими долины.
Как прежде, на западе солнце
Сгорает в пожаре заката,
И мчит белопенные волны
К востоку река, как когда-то...
Совсем не на горы Цзиньшаня
Теперь, в этот вечер, смотрю я.
Стою, погруженный в раздумье
О жизни и подвигах Юя.
|
|
(Мелодия «Шэнчацзы»)
|
* * *
|
Был у меня гость, который пылко говорил
о доблести и славе. Мне вспомнились
события, происшедшие в пору моей
молодости, и я написал эти строки.
|
Под знаменем своим без страха в бой
Я вел полки когда-то за собой...
Теперь я вспомнил о далеком дне,
Встревожив грустной старости покой:
Доспехов блеск, и скакуны в броне,
И в ночь набег с отрядом за рекой...
Вот ворвались мы в логово к врагу,
И схвачен был «серебряный колчан»,
А поутру, как град, на северян
Обрушили мы стрелы «цзиньпугу».
И, вспомнив то, что минуло давно,
Вздыхаю: дни иные суждены!
Весенний ветер, знаю, все равно
Мне в смоль не перекрасит седины.
О том, как гуннов навсегда унять,
Труд написал я в десять тысяч слов...
Что пользы в нем! Его я променять.
На книгу огородника готов.
|
|
(Мелодия «Чжэгутянь»)
|
* * *
|
Пишу в Праздник середины осени в
Цзянкане и посвящаю Люй Шуцяню.
|
Отполированный до блеска диск луны —
Из бронзы зеркало плывет по небосводу,
В осенние заглядывает воды,
Скользит по гребню голубой волны.
У губ застыла с чаркою рука,
И, глядя вверх, я говорю с луною:
«Чан Э, скажи, как быть мне с сединою,
Что мучит и терзает старика?»
Если б с ветром вспорхнуть
И на тысячи ли
Оторваться я мог от земли
И, свершая свой путь,
Мог на горы взглянуть
И на реки в безбрежной дали;
Если б мог я срубить
На луне гуйхуа
С беззаботно звенящей листвой,
Чтобы радостно люди Воскликнуть могли:
«Как нам стало светло под луной!»
|
|
(Мелодия «Тайчанъин»)
|
* * *
|
Начертал на стене в Цзаокоу, что в
провинции Цзянси.
|
У подножия Юйгутая
И чиста и прозрачна река.
Сколько путниками — кто знает! —
Тут пролито слез за века?
Там, на северо-востоке,
На Чанъань затерялся след.
Цепи тянутся гор высоких,
И горам этим счета нет.
Только горы — что за преграда!
Все, я верю, придет в свой срок.
Одолел же эти громады
И пробил себе путь поток...
Опускается у причала
Вечер, в сердце рождая печаль,
И кукушка прокуковала,
Улетая в горную даль.
|
|
(Мелодия «Пусамань»)
|
* * *
|
На день рождения министра
Хань Наньцзяня
|
Переправились всадники Неба
Через реку на юг.
Только править-то многие ль могут
Из сидящих в седле?
Вид Синьтина, вздыхаю, все тот же,
Все, как было, вокруг,
Старики лишь одни и остались
На Чанъаньской земле.
Глубочайшая бездна разверзлась
Под Священной страной!
Но на это И Фу со свитой
Оглянулся хоть раз?
Как нам справиться с гуннами должно,
Я придумал давно.
Подвиг — долг и призванье ученых,
Иль не ясно для вас!
Все же есть средь мужей просвещенных
Несравненный кумир.
Он из дома под сенью тунга,
Что разросся, могуч.
Было время: под этой сенью
Благоденствовал мир,
А теперь, вы взгляните, буря
Гонит черные клубы туч...
О Дворце Изумрудного поля
Вспомнил я. И еще о том,
Как в Дуншане вино под песни
Дни и ночи лилось рекой.
Вспомнил прелести Пинцюаня...
Нет, потом поздравленья, потом, —
В день, когда долгожданный порядок
Воцарится под вашей рукой!
|
|
(Мелодия «Шуйлунъин»)
|
В БЕСЕДКЕ БЭЙГУ В ЦЗИНЬКОУ
ВСПОМИНАЮ МИНУВШЕЕ
Горы стоят, как стояли века.
Так же Янцзы все бурлит.
Только людей, как герой Сун Цюань,
Здесь не ищите — их нет!
Вместе с ареной для зрелищ и игр
След процветания смыт.
Ливни размыли, ветер размел
Вместе с землей этот след.
Солнце уходит, румяня листву,
Крыши невзрачных лачуг...
Здесь, говорят, император Цзи Ну
Жил в те далекие дни.
Не расставался с конем и копья
Не выпускал он из рук,
Тигра страшнее! — на тысячу ли
Все трепетало пред ним.
В век Юань-цзя все иначе пошло —
То был беспечности век.
«Жертву горе Ланцзюйцюй» принесут —
Думают, дело с концом...
Нет же! Пришлось пережить им потом
С севера страшный набег
И оглянуться на север не раз
С бледным от страха лицом.
Я вспоминаю минувшие дни
Многострадальной земли —
Через Янчжоу дорогу в огне
Сорок три года назад.
Как же без боли теперь мне глядеть
Здесь на кумирню Фо Ли,
Где в окруженье галдящих ворон
Люди свершают обряд?
Жертвенный бубен гудит и гудит,
Бьет за ударом удар.
Я же все думаю думу одну,
Горькие мысли таю:
«Через кого еще можно узнать,
Так ли Лянь По уже стар,
Что он не может и пищи принять,
Старость осилив свою?»
|
|
(Мелодия «Юнъюлэ»)
|
* * *
|
Стихи о снеге на рифмы
Фу Сянчжи, помощника
правителя области.
|
Я у ручья живу в уединенье
И коротаю время за стихами.
Нетронутого снега вы светлее,
Я так взволнован этой встречей с вами!
Вы здесь — и стае чаек белокрылых
Отныне не гордиться белизною.
Я удивляюсь, как посмели крабы
Шуршать в песке за вашею спиною.
А воздух свеж,
И дышится легко мне.
И грезится мне подвиг,
Жизнь иная!
Вот почему я, глядя на снежинки,
О доблестном Чэнь Пине вспоминаю.
Одно досадно: воробьи в испуге
Вспорхнули и исчезли в чаще леса.
И перед башней с дерева упала,
Белей нефрита, снежная завеса.
|
|
(Мелодия «Чжэгутянь»)
|
* * *
Пышноволосой юности подобна
Весна, которой словно нет предела.
Но миг — и облетят цветы с деревьев,
В смятенье завихрятся снегом белым.
Состарится в свой срок и хризантема,
Что осени сопутствует от века.
Я все еще могу наполнить чашу
И в ней во здравье видеть человека.
Десятки тысяч
Книг и разных свитков,
Не меньше, думаю,
Кистей волшебных...
А сверстники мои, как погляжу я,
До неба вознеслись в делах служебных.
И все же ни за что я не позволю,
Чтоб в том преуспевали мои дети.
Боюсь, чтобы в погоне за карьерой
Они не позабыли все на свете!
|
|
(Мелодия «Чжэгутянь»)
|
БРОЖУ В ОДИНОЧЕСТВЕ НА
ГОРЕ СИЯНЬ
Оделись в зеленое горы,
И так хороши их наряды!
Того не поймут они только,
Что им приютить меня надо.
Ручей — и прозрачный и чистый,
И так я люблю его нежно,
Что в туфлях зимой не решаюсь
Ступить на покров его снежный.
Вот утро нисходит на горы,
И в гомоне птичьем я слышу
Настойчивый зов: поднимайся,
Карабкайся выше и выше!
Я вовсе не рвусь на вершину,
И цель моей жизни не в этом.
Творить, оставаясь свободным, —
Иного не надо поэтам!
|
|
(Мелодия «Шэнчацзы»)
|
* * *
|
Искал хризантемы и не нашел.
Ради забавы написал эти строки.
|
Как много в мире гадостей и смрада!
Прикрыл свой нос я рукавом халата...
И лишь вино все то же, что и прежде, —
Ничуть не потеряло аромата.
С тех пор как здесь обрел приют укромный
Средь облаков и горного тумана,
Лишь тем и занят, что слагаю песни
Или пляшу, покуда не устану.
Я призову к себе
Жену-старушку
Осенним видом
Любоваться вместе.
Вот и Чунъян... Но где же хризантемы?
Их прежде много было в этом месте.
Их вновь увидим — надо только верить,
Что в ночь, когда ударит стужа злая
И сильный ветер западный подует, —
Они повсюду ярко запылают!
|
|
(Мелодия «Чжэгутянь»)
|
* * *
|
Читал стихи Тао Юаньмина и не мог
оторваться. Развлекаясь, написал и
посвятил ему небольшое стихотворение.
|
На склоне лет он сам ходил за плугом,
На трудности не сетовал в беседе.
Вина есть доу, есть к вину цыпленок —
И можно приглашать к себе соседей!
Что для него история династий?
И Цзинь и Сун — тщета больного века!
Фу Си считал он образцом для смертных
И был иного мира человеком.
Тысячелетье
В вечность отлетело,
А все живут
Бессмертные творенья!
И каждый знак, написанный поэтом,
В себе содержит ясное значенье.
Я размышляю: если бы поныне
Все здравствовали Се и жили Ваны, —
Все их дела не стоили бы больше,
Чем прах с полей священного Чайсана!
|
|
(Мелодия «Чжэгутянь»)
|
* * *
|
Написал в год цзихай правления Чун-си
на банкете в беседке Сяо-шаньтин по
случаю моего перемещения с должности
распорядителя продовольствием в
провинции Хубэй на ту же должность в
провинцию Хунань, а также в честь
моего преемника Ван Чжэнчжи.
|
Опять дожди
И бесконечный ветер!
Каким же надо
Обладать терпеньем!..
Весна готова
Раствориться в лете,
Живет она Последние мгновенья.
Ее прошу я
Не спешить с уходом.
Как жаль, что было
Раннее цветенье!
Теперь вдвойне,
Когда под небосводом
Сонм лепестков
Проносится в смятенье.
«Постой, весна,
Не уходи! Куда ты?
Я слышал — травы
Разрослись стеною.
С пути собьешься —
И не жди возврата!..»
Молчит весна,
Не говорит со мною.
Но мне видны
Весенние приметы
В тенетах,
Заплетенных под стрехою.
Они пух ивы
С самого рассвета
К себе влекут
Незримою рукою.
Минувших лет
Свершения в Чанмыне —
Крушенье грез
И тщетность ожиданья,
И красота
Чанмыньской героини,
И зависть,
Что не знает состраданья!..
Красавица
Стихи Сянжу купила,
Не пожалела
Звонкого металла.
И мне, как ей,
Ничто теперь не мило,
И на меня
Обрушилась опала.
Вы, торжествуя,
В танце не кружите!
Забылись вы совсем
В своей гордыне...,
Но где Фэй Янь?
Где Юй Хуань, скажите?
Истлел их прах,
Давно их нет в помине!
Боль одиночества
С тоской его бескрайней!..
Я тишины
На башне не нарушу.
Что там увидишь?
Ивы лишь в тумане
Да луч заката,
Леденящий душу!
|
|
(Мелодия «Моюэр»)
|
* * *
|
Слагаю стихи по дороге в Лэйян и
посвящаю их судье Чжан Чуфу
|
Перед горой свет тусклый фонарей —
Ждать сумерек недолго в эту пору.
И облака бродячие скорей
Спешат улечься засветло на гору.
Кричит кукушка где-то в стороне,
Вдали стоят лачуги тесным кругом...
Здесь, в Сяосяне, и случилось мне
С моим старинным повстречаться другом.
И вспомнились
Минувшие дела:
В заветной шапочке
И с веером пред войском
Провел я юность,
Не сходя с седла,
В походах ратных,
В подвигах геройских.
А ныне в сердце горечь лишь и мгла,
Себе я «Чжаохунь» пишу заране...
О шапочка, ты в жизнь мою внесла
Так много бед, лишений и страданий!
|
|
(Мелодия «Юаньлангуй»)
|
* * *
|
Посвящаю цензору
Тан Чаомэю
|
Золото крыши дворца
В искрах палящего солнца.
Девять ворот. По бокам —
Тигры и леопарды.
Здесь государю не раз
Смело давал я советы —
Как поступить, чтобы зло
Искоренить в Поднебесной.
Верность такая стране,
Знаю, бессмертья достойна.
Хаос и гибель с собой
Варвары всюду приносят.
Но что свершилось — о том
Поздно теперь сокрушаться!
Быть не у дел в эти дни
Я уже больше не в силах,
Самое время теперь
Ждать повеленья от Солнца!
Горько смеюсь над моей
Хижиной, всеми забытой.
Двор утопает в траве,
Мхом затянулась дорожка.
Руки томятся мои —
Им не найду примененья.
Разве затем, чтоб держать
Чарку, даны эти руки?
Нет же, еще и теперь
Я о мече помышляю,
И для стихов у меня
В сердце живет вдохновенье!
Песни пою, захмелев,
Иль в исступленье танцую...
Как для меня, старика,
Все это тяжко и больно!
Эх, седина, седина,
Старости дружные всходы!
Как ни проснусь — серебра
В прядях все больше и больше...
|
|
(Мелодия «Шуйдяогэтоу»)
|
* * *
|
Ночью читал жизнеописание Ли Гуана и
не мог заснуть. Под впечатлением
прочитанного вспомнил о Чжао Чулао и
Ян Минчжане и решил пригласить их
поселиться вместе со мною в горах.
Используя сведения о деяниях Ли Гуана,
забавы ради написал это стихотворение,
которое им посылаю.
|
В древности это было:
Как-то однажды ночью
Навеселе с пирушки
Ехал домой генерал.
В Чанмыне остановился,
Коня расседлал.
Надо же так — в Болине
Пьяный смотритель ямыня
Его не узнал!
Его, кто как персик и слива,
На ветер кто слов не бросал,
Кто на коне за тигром
Мчался один среди скал,
Камень своей стрелою
Насквозь пробивал,
А на закате жизни,
Уединясь в деревне,
Хоу так и не стал!
Я поселюсь в Дуцюе
Среди конопли и тута,
В одежде короткополой
Стану ездить верхом,
Жизнь доживу в Наньшане,
В горном месте глухом.
Чтобы видеть оттуда
Следы былого величья
И размышлять о том.
В пору династии Ханьской
Раздвинулись наши границы,
На тысячи ли гремела
Слава, как вешний гром...
Но и тогда герои
Отвергались двором!
А за шторою ветер.
Дождь моросит. И холод
В мой проникает дом.
|
|
(Мелодия «Башэн ганьчжоу»)
|
СТРАДАЮ ОТ ЛЮДЕЙ НИЗКИХ
И ПОШЛЫХ
Есть люди, с которыми дружба
Желанной становится скоро.
Тебя навестят — и подолгу
Толкуют про реки и горы.
Порой о каком-то пейзаже
По-новому трижды расскажут.
И сам не пойму,
Люблю почему
Все те же при встрече
Знакомые речи.
Но есть и такие особы:
Придут — и давай без разбору
О выгоде спорить, о славе, —
Иного не жди разговора.
Охрипнут — и все же про это
Готовы твердить до рассвета.
Сердиться не стану,
Спокойно я встану,
Их спор не дослушав,
Промыть свои уши.
|
|
(Мелодия «Еюгун»)
|
* * *
В соболиной поношенной шубе,
Утомленный, страдая от жажды,
Путник, пылью походов покрытый,
Задержался в Синьфыне однажды.
Как змея его длинная сабля,
Пел он, в такт ударяя по ножнам...
В чьих устах эта песня героя
Отзовется сигналом тревожным?
Все забыли о старце-герое,
Что в долине Янцзы обитает.
Он ведь мог бы по первому зову
Много сделать во славу Китая!
Как прискорбно! Книг тысячу тысяч
Прочитал я — и мог бы по праву
Государю служить и народу,
Чтоб спасти от крушенья державу.
Я напрасно не стану терзаться,
А налью себе чарку полнее.
Вот и старость! А счастье дается
С каждым годом гораздо труднее.
Здесь со мною красавица рядом,
Что не даст подружиться с тоскою
И поможет вплести хризантему
В прядь волос моих нежной рукою.
Десять тысяч дворов в управленье
Не намерен просить я без толку.
Лучше меч свой продам, а на деньги
Заведу себе бурую телку.
Даже Цзя из Чанша, что когда-то
Пережил столь суровые годы,
Проклиная удел злополучный,
Не осилил бы эти невзгоды!
|
|
(Мелодия «Маньцзянхун»)
|
НА ОЗЕРЕ ДАЙХУ СТРОЮ СЕБЕ
НОВОЕ ЖИЛИЩЕ
Я журавлей сержу, я обезьян спугнул,
Здесь появившись средь лесов и гор.
Уж проторил тропинку не одну,
Но медлю, с переездом до сих пор.
Зачем бегу в заоблачную высь?
Чего хочу в пустыне гор искать?
Дух непреклонный вел меня всю жизнь,
И быть безвестным — не пугает мысль,
Чиновники смеются — что ж, пускай!
Пора мне на покой. Иных желаний нет.
Привольное житье карьере предпочту.
Но отчего о сельской тишине
В душе храню заветную мечту?
Хочу взглянуть на бег осенних вод,
На челн, что спорит с бурей грозовой,
Услышать стаи журавлиной взлет,
Напуганной звенящей тетивой.
Я на холме восточном возведу
Своей рукою хижину в лесу:
Перед окном чтоб речка на виду,
Чтоб с лодки мог забрасывать лесу...
Сначала нужно ивы посадить,
Их обнести бамбуковым плетнем,
Но низеньким, чтоб видеть позади,
Как сливы розовым горят огнем.
Я здесь нарву осенних хризантем,
Весной сплету венок из орхидей...
Но не спешу ль я? Надо между тем
Предвидеть все. Нигде не проглядеть.
А император?.. Если против он?
И вот стою, в раздумье погружен.
|
|
(Мелодия «Синьюаньчунь»)
|